Несмотря на то, что до нас дошли лишь фрагменты работ Вузург-Михра, его можно назвать важным мыслителем. Его этика наполнена дуализмом, который лежал в основе зороастризма
[294]. Он прославлял добро, но при этом его беспокоили тщета человеческих желаний и эфемерность, казалось бы, великих достижений. Житейские дела, писал он, абсолютно не способны подготовить людей к единственной достоверной вещи в жизни – к дню Страшного суда. Спасения, как полагал Вузург-Михр, можно достичь только через размышление и осознание, а также посредством добродетельных мыслей, слов и поступков. В конечном счете его приговорили к смертной казни, возможно, из-за излишней приверженности христианству. Трудно не заметить влияния Вузург-Михра на рационализм и осуждение избыточного материализма, присущие более поздним мыслителям Центральной Азии.
Население Центральной Азии было любознательным, высокообразованным и разбирающимся в точных науках, практичным и уверенным в себе, и это сыграло более существенную роль, чем какие-либо определенные фигуры или достижения доисламских времен. Процветание, достигнутое тяжелым трудом в сфере торговли и сельского хозяйства, давало возможность отдыха немногим счастливчикам и тем, кому они покровительствовали. Многие из них посвящали по крайней мере часть своего свободного времени искусству и музыке, астрономии, математике, медицине, в то время как другие обдумывали важные вопросы о цели и смысле человеческого существования, связи человечества со временем и космосом.
Наслоение религий в Центральной Азии делало все подобные экзистенциальные вопросы особенно интригующими. Фундаментом выступал зороастризм с его напряженной борьбой добра и зла и возможностью для людей проявить силу воли для победы в этой битве. Благодаря такому фундаменту весь регион стал благодатной почвой для религий спасения. Буддизм, манихейство и христианство, несмотря на все их различия, давали руководство для повседневной жизни, совместимой с божественным порядком вещей. Все три религии подразумевают, что обычные люди соблюдают ритуалы и имеют шанс на спасение.
За тысячу лет до арабского завоевания жители Центральной Азии познакомились с четырьмя или пятью религиями, не считая верований кочевников. Они стали искусны в сравнении вероисповеданий, нахождении их сходств и отличий. Это привело их к изучению источников человеческих знаний, к тому, что сейчас называют «эпистемологией». Неудивительно, что позднее, в эпоху Просвещения, ученые Центральной Азии (например, аль-Фараби) стали первыми в этой области, а также в классической логике. И если некоторые из них считали знания и логику главными орудиями для установления истины, то другие были преуспевающими критиками такого подхода и поборниками веры.
Несложно обнаружить общие элементы в том, как жители Центральной Азии принимали различные религии, появлявшиеся на их территории между 300 годом до нашей эры и 670 годом нашей эры. Каждый раз они были невероятно открыты и искренне любопытны. За исключением «официального» зороастризма Персии при Сасанидах никакая религия до ислама не стремилась препятствовать другим. Жители Центральной Азии, открытые миру и встречающие все новое без видимого страха, являлись приверженцами «свободы» как в торговле, так и в религиозной сфере. Они принимали динамизм и изменения как само собой разумеющееся и считали нормальной практику выбора верования, сочетая привлекательные элементы различных религий в неожиданный и оригинальный синкретизм. Мы можем удивляться сочетанию зороастрийского вечного огня с почитанием греческих богов в одном из храмов Пенджикента (Таджикистан)
[295], но такая новаторская смесь едва ли была необычной.
В попытках разобраться в религиях и идеях, обрушивавшихся на них, жители Центральной Азии стали мастерами кодификации, анализа, редактирования и комментирования священных книг каждой новой веры, которая появлялась в регионе. Зороастризм возник в их среде, поэтому они досконально знали его догмы. Они бились над греческими текстами по религии и философии и, возможно, создали тексты собственного сочинения. Что касается буддизма, жители Центральной Азии постарались как можно лучше отредактировать и перевести основные труды. В процессе они открыто выразили свои предпочтения и добавили собственные комментарии и дополнения
[296]. Тот же процесс имел место, когда они постигали, анализировали и передавали священные тексты христианства и манихейства.
Таким образом, религиозная и философская история Центральной Азии не делится на строгие тематические или периодические разделы зороастризма, буддизма, эллинизма, христианства, манихейства или ислама, но является единой, ее эволюция – это монолитный процесс. В таком ракурсе процесс упорядочивания хадисов пророка Мухаммеда, в котором жители Центральной Азии не знали себе равных, является продолжением масштабного редакторского проекта, начатого во времена буддизма, и в меньшей степени манихейства и несторианского христианства.
Случайно ли то, что жители Центральной Азии сначала отдали предпочтение практичному учению буддизма Вайбхашика с его принятием чувственного восприятия, связью прошлого и будущего и акцентом на достоверных комментариях, позже тяготели к еще более практичной ханафитской школе мусульманского права и к написанию комментариев к переведенным произведениям древнегреческих мыслителей?
[297] Или что планировка классических медресе, мусульманских учебных заведений, которые регулировались и распространялись усилиями известного центральноазиатского государственного деятеля, выбрана в непосредственном соответствии с центральноазиатской традицией буддистских монастырей, с их рядами келий и комнатами для собраний?
[298]
Шиитский философ XI века Ибн Мискавейх, чей отец перешел в ислам из зороастризма, не колеблясь, цитировал множество источников из старой веры в защиту своих новых этических взглядов
[299]. Доктрина свободной воли, равно важная для зороастризма, буддизма и христианства, так прочно укоренилась в менталитете жителей Центральной Азии, что и после прихода ислама жители этого региона были известными сторонниками учения мутазилитов, защищавших свободную волю и снимавших ограничения с мышления до такой степени, что правоверные мусульмане жестко порицали их. Подобным образом, гробницы мусульманских святых, появившиеся на всей территории Центральной Азии, являются более поздним отголоском культа буддийских и христианских святых во всем регионе.
