По закону перспективы то, что ближе к смотрящему, кажется большим, а то, что дальше, – меньшим. В глазах западных писателей – европейцев и средиземноморских арабов – Центральная Азия оказалась где-то в точке исчезновения, и ее роль в истории халифата была преуменьшена. Однако, если перспективу передвинуть с запада на восток, то есть из Средиземноморья в сам Багдад или еще лучше – в Центральную Азию, вырисовывается совсем другая картина.
Мы видели, как эта проблема перспективы показала себя в момент падения омейядских халифов и прихода к власти Аббасидов. Верно, что потомки Аббаса впервые призвали к переменам в Южном Ираке, но их военная деятельность получила поддержку, только когда Абу Муслим привлек большое число своих соратников из Центральной Азии. Новые халифы были арабами, но их центр поддержки теперь находился на Востоке – в Иране и (в еще большей степени) в Центральной Азии. Халиф Аль-Мансур был осведомлен о силах, которые Абу Муслим и его войско могли использовать против него. Он приказал убить правителя из Мерва и бросить его тело в реку Тигр. Но это не привело к ослаблению власти Хорасана и Мавераннахра (принятое в мусульманском мире именование территории по правому берегу реки Амударьи, в античные времена этот регион назывался Трансоксанией), и тогда Аль-Мансур и его преемники прибегли к политике уступок. В ходе этого процесса весь халифат получил важные центры влияния. Элтон Даниель утверждает: «Достаточно ясно, что вопрос центральной власти и региональной автономии стоял в центре этих событий»
[380].
Смещение экономики, а следовательно, и налоговой базы исламского мира на восток усилило эту тенденцию. Многочисленное тюркское войско, которое привело Аббасидов к власти, продолжало быть основой военной мощи халифата. Халиф понимал, что эти воины с востока имеют больше власти над ним, чем он над ними.
Мы увидим, что культурная жизнь также изменялась под влиянием Востока, и что многие выдающиеся «арабские» ученые были вовсе не арабами, а жителями Центральной Азии, которые решили писать на арабском языке. Ранее мы предполагали, что культурное влияние Центральной Азии на новый халифат можно сравнить с триумфом классической греческой цивилизации над Римом. Но есть одно важное отличие: греки сформировали культурную жизнь Рима, но не контролировали ни военное дело, ни экономику. Жители Центральной Азии времен халифата доминировали и в интеллектуальной жизни, а также в военной и в торгово-финансовой сферах.
Багдад
30 июля 762 года люди собрались на пустынном месте возле реки Тигр, в 88 километрах к северу от руин древнего Вавилона и в 32 километрах от старой персидской столицы Ктесифон, чтобы провозгласить новую столицу мусульманского мира – Багдад. Основатель города аль-Мансур назвал его Мадинат ас-Салам, или Городом мира. Халиф правил в течение восьми лет и приобрел репутацию человека, преследующего свои интересы с целеустремленной самоотверженностью и преданностью вере, но зачастую и с неоправданной жестокостью. Любопытно, что он поручил выбор места возле нескольких сирийских христианских монастырей группе астрологов, возглавляемых уважаемым ученым из Мерва. Это был Наубахт Ахвази аль-Фариси – один из многих ученых, переводивших книги в Мерве еще до существования Багдада
[381]. Сын Наубахта станет главным библиотекарем халифа. Показательно, что аль-Мансур, имея возможность выбора среди всего мусульманского мира, обратился к астрологу из Центральной Азии, когда ему потребовался интеллектуальный «тяжеловес».
Наубахт был не единственным выходцем из Центральной Азии. Многие из 100 000 строителей пришли из Сирии и Ирака и были разделены на отряды по образцу армейских
[382]. Но квалифицированная работа выполнялась в основном группой ремесленников и мастеров, проделавших долгий путь из Мерва к месту строительства. Эта группа оказалась настолько многочисленной, что ей выделили целый квартал в новом «круглом городе», чего не было сделано ни для одной другой группы приезжих строителей и зодчих. Настолько важен был Мерв для победы Аббасидов и основания новой столицы, что главную улицу в «круглом городе» (первоначальный центр в Багдаде) назвали в честь центральноазиатской столицы – единственного города в халифате, которому отдали такие почести. Другие улицы были названы в честь охраны халифа, полиции, водовозов и муэдзинов
[383]. Еще одним переселенцем из Мерва был Ханбаль, умерший вскоре после переезда, его сын позже сыграл важнейшую роль в теологических спорах, охвативших халифат.
Влияние Центральной Азии на Багдад не ограничивалось астрологами и ремесленниками. План города создал еще один выходец из Мерва – Халид ибн Бармак
[384]. Он перешел в ислам из буддизма, а родился в Балхе, там члены его рода в течение многих лет были смотрителями крупного богатого буддийского центра Навбахар, находившегося в полутора километрах к западу от города. Бармакиды пришли в Мерв во время буддийского переселения из Кашмира, но, поскольку Навбахар стоял уже несколько веков, у них было достаточно времени, чтобы занять первые позиции в Балхе. В любом случае богатый храм Бармакидов стал одной из главных целей арабского завоевания
[385], не оставив этой семье выбора, кроме как сотрудничать с новыми властями
[386]. Важно, что, когда арабы решили восстановить старый город, они обратились к Халиду ибн Бармаку с просьбой руководить этой работой
[387]. В процессе восстановления Балха Халид понял, что он может работать с арабами, и далее отправился в Мерв, где и получил известность как раз тогда, когда Абу Муслим организовал восстание против правления Омейядов
[388].
