Отказ от перевода «Политики» Аристотеля также имел серьезные последствия. Он не был связан с неприятием политической мысли как таковой, поскольку вся мусульманская мысль является политической. К середине IX века существовали переводы (или пересказы) «Государства» Платона с его апофеозом идеи государства. Но по каким-то причинам «Политика» Аристотеля с ее детальным исследованием практической политической жизни в различных условиях дошла до арабских читателей только в наши дни. Для сравнения: Фома Аквинский размышлял над страницами «Политики» уже в XII веке благодаря латинским переводам с греческого языка
[413].
Наконец, можно задаться вопросом почему персидско-арабское переводческое движение, возникшее в Багдаде при Бармакидах, проигнорировало почти все труды римских авторов? Латинские тексты не вошли в интеллектуальный багаж знаний сирийских христиан, на которых полагались персидские, а затем и арабские переводчики. Тем не менее интересно поразмышлять, какое бы влияние на Багдад или Бухару оказали латинские тексты, будь они переведены на арабский: работы, подобные речам Цицерона перед римским сенатом, или сочинения Сенеки с их гуманистической заботой о добродетельности либо рассуждения Марка Аврелия о необходимости индивидуальной стойкости и о том, что без нее мир будет бессмысленным.
Какими бы увлекательными ни были такие вопросы, они, конечно, несправедливы, учитывая огромное количество работ, которые в Багдаде смогли перевести
[414]. Эти переводы оказали огромное влияние на ученых – от Синьцзяна до побережья Атлантики. И нигде это влияние не ощущалось так остро, как в самом Багдаде и Центральной Азии.
Падение рода Бармакидов
Харун ар-Рашид все больше увлекался идеей священной войны, особенно с Византией. Из-за этого он покинул Багдад на 10 лет. За эти годы власть Бармакидов стремительно возросла, а старый друг Харуна Джафар теперь имел собственное войско, которое он организовал для утверждения своей власти в столице. До Харуна дошли слухи, что население все больше считает его, халифа, марионеткой Бармакидов, которые осмелились превзойти правителя в богатстве и роскоши. Хуже того, экономическое давление, вызванное содержанием огромного войска Харуна, и бесконечные военные походы привели к тому, что многие части империи стали уклоняться от уплаты налогов. Мятежные настроения особенно распространились среди землевладельческой знати Центральной Азии, в чем Харун, разумеется, обвинил Бармакидов.
В желании исправить ситуацию Харун уничтожил семью Бармакидов в 803 году. Он заключил в тюрьму своего старого учителя, его сына Яхью, давно занимающего пост визиря, а также Фадла. Более того, Харун ар-Рашид распорядился, чтобы его бывшего друга Джафара убили, а части его тела выставили на мостах через Тигр
[415]. Халиф решительно захватывал власть. Но кто займет место правителя? Импульсивный, ищущий новых свершений, Харун отправился в свой последний путь. Он вошел в Мерв и Самарканд, чтобы разрешить ситуацию по поводу сплетен, ходивших там из-за недальновидности местного правителя, а также, чтобы успокоить жителей после очередного восстания, в котором халиф обвинял Бармакидов
[416]. Харун ар-Рашид не пережил похода и умер в городе Тусе, в Хорасане.
Аль-Мамун: догматичный защитник разума
Незадолго до смерти Харун совершил, возможно, один из самых опрометчивых своих поступков. Вместо того чтобы назначить в качестве преемника одного из своих двоих сыновей, Амина или Мамуна, он разделил халифат и приказал обоим братьям поклясться на камне Каабы в Мекке, что они будут править вместе. Это не могло не привести к гражданской войне, особенно учитывая, что мать Амина была арабского происхождения, а мать Мамуна – персидского
[417]. Халиф аль-Мамун уже захватил дворец в Мерве, где когда-то зарождался аббасидский халифат, и он надеялся возродить его могущество.
Прибытие аль-Мамуна в Мерв было встречено стихотворным приветствием местного поэта по имени Аббас. Хотя Аббас писал обычно на арабском языке, он выбрал свой родной, набирающий силу новоперсидский язык (фарси), для этой важной задачи:
«Ни один поэт до меня никогда не воспевал оду таким образом.
В персидском языке недостаточно слов, чтобы начать такой стих.
Но почему я выбрал этот язык, дабы воспеть вам похвалу,
Это потому, что таким образом прославляя и хваля Ваше Высочество, мой стих выиграет в грациозности и получит истинное очарование»
[418].
Жители Центральной Азии присоединились к Аббасу в приветствии Мамуна как истинного правителя их региона, он были против тех сил и той власти, которая правила в Багдаде. Это был новый Абу Муслим, но признанный народом. Когда его брат и соперник Амин осмелился отправить войско в Центральную Азию, силы аль-Мамуна, в основном состоящие из тюрков, разбили его. Убрав Амина со своего пути, аль-Мамун двинулся на Багдад. Но местные арабы и жители города объединились, чтобы оказать сопротивление этому вторжению из Центральной Азии, и конфронтация переросла в осаду, длившуюся с августа 812 года по сентябрь 813 года. Это был ужасный год противостояния и стравливания осаждающих и осажденных, год резни среди враждующих групп внутри самого города. Когда наконец город пал, его население было уничтожено, а дома и дворцы лежали в руинах, аль-Мамун был в Мерве, поскольку он все еще сражался со своими соперниками, что продолжалось до 819 года. Таким образом, во время ключевого десятилетия для Центральной Азии Мерв был центром халифата и столицей большей части исламского мира.
Аль-Мамуну, как и халифу аль-Мансуру и Абу Муслиму до него, нравился Мерв. Он уже воздвиг для себя новый дворец сразу за тысячелетними городскими стенами
[419]. Сохранившиеся до наших дней фрагменты подтверждают его огромные размеры. Ясно, что аль-Мамун сначала не имел никакого желания снова сделать столицей Багдад. Не хотел этого и его главный советник, визирь и военачальник, иракский новообращенный в ислам по имени Фадль ибн Сахль, который незамедлительно заручился поддержкой для аль-Мамуна среди дехкан Хорасана. Не много известно об этой властной личности, хотя имеются сведения, что он, кроме всего прочего, был под покровительством Бармакидов. Когда аль-Мамун в 819 году наконец-то решил переместить столицу обратно в Багдад, он отдал приказ об убийстве Ибн Сахля. Очевидно, что 33-летний халиф не хотел быть на вторых ролях при богатом и своенравном визире.
