Во время пребывания в Мерве аль-Мамун обнаружил в себе интерес к науке, который был гораздо шире, чем у его отца Харуна ар-Рашида. Древняя местная обсерватория продолжала процветать под его покровительством, он поддерживал исследования в ряде других областей, включая инженерию и пневматику. Один из инструментов, изготовленных при поддержке аль-Мамуна, оставался непревзойденным до появления пневматических средств автоматики в ХХ веке
[420]. В Мерве он также развивал переводческую деятельность, которая велась там с основания Багдада. Благодаря этому многие эпохальные переводы научных работ, приписываемые Багдаду, фактически должны быть приписаны ученым кругам Мерва. На самом деле, как позднее утверждал Де Лейси О'Лири на основе всех известных свидетельств, «Хорасан был каналом, по которому астрономический и математический материал попадал в Багдад»
[421]. Аль-Мамун в конечном счете осознал, что если он не переедет в Багдад, то рискует потерять всю империю. Когда же он отправился в путь, то включил в свою свиту множество ученых и исследователей из Центральной Азии.
Самым большим отличием аль-Мамуна от его отца в качестве покровителя культуры было то, что в то время лично халиф, а не Бармакиды или кто-либо еще, принимал во всем участие. В этом отражается та черта характера аль-Мамуна, которая окажется важной в последующие годы, а именно его абсолютная уверенность в собственных способностях. Он был умным и преданным своему делу человеком. Но в то же время и эгоистичным, не имел достаточно терпения, чтобы сначала обдумать свои действия. Его амбиции проявились, когда он приказал, чтобы его имя написали на стенах мечети Купол скалы (мечеть над камнем, с которого пророк Мухаммед вознесся на небо, находится рядом с мечетью Аль-Акса) в Иерусалиме
[422]. В Мерве и Багдаде он поднял на новый уровень интеллектуальную жизнь халифата, но его порывистость и неприемлемая самоуверенность привели к серьезному кризису в исламском мире, который сильно повлиял на всю Центральную Азию
[423].
В ранние века ислама халифы считали само собой разумеющимся и естественным, что они должны осуществлять и светскую, и духовную власть. Верно, что особенности характера, потребности военного времени и ежедневное руководство вынуждали некоторых халифов ограничить свою религиозную деятельность выполнением лишь формальных обязанностей. Но это не относится к аль-Мамуну. С самого начала он чувствовал, что его обязанность – быть главным богословом в религиозной сфере. По его мнению, это означало иметь духовную и интеллектуальную власть над всеми богословами. Это приводило его к конфликту с каждым, кто полагал, что знает почти все об исламе, а поэтому ответственен за то, чтобы вести за собой правоверных. Аль-Мамун неуклонно следовал своим убеждениям и, в конце концов, вызвал негативную реакцию, которая придала богословам силы, чтобы противостоять тому, что они считали светской властью.
Со времен Абу Муслима знамя Аббасидов было черным. Таким был и цвет знамен, которые войска Харуна ар-Рашида донесли до самых стен Константинополя. Находясь в Мерве, аль-Мамун сменил черный цвет флага на зеленый, он знал, что под ним выступали силы, ставшие впоследствии шиитами. Возможно, аль-Мамун не намеревался принимать какую-либо сторону в образовывающемся расколе между суннитами и шиитами и просто хотел «успокоить» два противостоящих течения. Но мало кто сомневается в том, что внезапная перемена была попыткой поднять тех людей, которые впоследствии станут называться шиитами в Центральной Азии и Персии, против арабов и становления суннитских сил в Багдаде, которые поддерживали его брата и соперника Амина.
Далее аль-Мамун, все еще находясь в Мерве, вызвал из Медины выдающегося шиитского деятеля (восьмого имама) Али ар-Риду (на персидском – Али Реза) и собрал несколько тысяч человек на церемонию, где провозгласил Али ар-Риду его преемником. Этот неожиданный поступок усилил власть аль-Мамуна в регионе, но ценой полного раскола халифата и отчуждения Багдада. Таким образом, аль-Мамун резко изменил курс еще раз. Когда он начал свой поход для восстановления столицы Аббасидов, то остановился в городе Тусе, недалеко от могилы собственного отца. Очевидно, там он распорядился, чтобы ар-Риду отравили слуги, которых аль-Мамун вскоре убил, уничтожив свидетелей своего преступления. Эта жестокая перемена поразила всех, и родился мощный символ мученичества, ставший позже ключевым элементом шиизма. Сегодня храм Али ар-Риды в Мешхеде является одним из самых главных мест паломничества для шиитов и известной туристической достопримечательностью в Иране.
Дом мудрости аль-Мамуна
Халифа аль-Мамуна чаще всего вспоминают в связи с Домом мудрости, который, как говорят, он основал и которому покровительствовал. Само это название вызывает в воображении образы бородатых мудрецов в длинных одеяниях, смотрящих на свои астролябии или собравшихся на торжественном тайном совещании, чтобы обсудить проблемы математики или метафизики
[424]. Существовавшее в течение двух веков, это учреждение напоминает по типу академию наук, где ученые могли проводить фундаментальные исследования без ограничений благодаря поддержке властей
[425].
В оригинале, на арабском языке, название этого учреждения связано с изречением пророка Мухаммеда, которое было обнаружено ученым IX века в старом буддийском центре в Термезе. Говорили, что хадис не является подлинным, поэтому он был изъят из более поздних сборников. Похоже, что все, касающееся Дома мудрости аль-Мамуна, подвергалось подробному внимательному изучению. Был ли Дом мудрости действительно формальной организацией, как некоторые исследовательские университеты или академии? Почти наверняка – не был. В истории не сохранилось имен руководителей Дома мудрости, списков его членов, упоминаний о здании Дома и о регулярных собраниях.
Что появляется вместо этого – неформальный и постоянно меняющийся круг ученых, поддерживаемых халифом или его визирями и собиравшийся вокруг большой библиотеки. Почти наверняка это была коллекция книг Бармакидов, переданная после их свержения в библиотеку халифа. Первым библиотекарем был аль-Фадль ибн ан-Наубахт, сын астролога из Мерва, участвовавшего в основании Багдада. Фадль не только пошел по пути своего отца, выбрав профессию астролога, но и занимался переводами с греческого языка. При аль-Мамуне, если не раньше, из казны халифа выделялась оплата ибн Наубахту и другим ученым, в том числе и за переводы. Переводы осуществлялись многонациональной группой ученых, больше всего среди которых было сирийских христиан по той простой причине, что они знали и греческий, и арабский языки. Некоторые из этих переводчиков были привлечены из старого центра в Гундешапуре. Время от времени двор также оплачивал поездки, предпринимаемые для приобретения новых манускриптов, включая по крайней мере одну поездку в Константинополь, которая была совершена в первые годы правления Харуна ар-Рашида. Помимо библиотек халиф также финансировал обсерваторию, которую основал в Багдаде по примеру старой обсерватории, процветавшей в Мерве во время его пребывания там. Поскольку астрономия и другие области науки были все еще тесно связаны друг с другом, вполне можно предположить, что ученые, работавшие в обоих центрах, сотрудничали друг с другом.
