В своем невежестве жители «невежественных и заблудших городов» объединяются по происхождению от общего предка, договору или общему месту жительства. Некоторые даже привлекают религию в попытке создать узы между собою. Такие «хитрости и козни» являются средством для тех, «кто не способен бороться за… блага открыто и честно… кто не имеет силы захватить эти блага собственными руками и силой своего оружия»
[546].
Такова судьба города, который не управляется истинно мудрым правителем. Кто может быть таким руководителем? По мнению аль-Фараби, правитель-философ – это не кто иной, как предводитель верных, политический и духовный глава исламского общества, имам
[547]. Под имамом он не подразумевал имама шиитов, как можно предположить. Он имел в виду просто идеального правителя. Понятый таким образом трактат «Об идеальном государстве» может быть прочитан как резкое обличение разлагающегося халифата середины IX века. Это также была нападка на принцип джихада, который Багдад практиковал в то время
[548]. Аль-Фараби спрашивал: действительно ли возможно, чтобы халиф (как «предводитель правоверных») распространял религиозный и политический порядок на другие страны, когда его собственный дом находится в очевидном упадке? В трактате «Об идеальном государстве» также содержится предложение того, что необходимо для исправления и возрождения ислама и исламского халифата. Мы никогда не узнаем, считал ли осторожный аль-Фараби эти реформы реальными или он подразумевал, что они невозможны. Но мы знаем, что он откладывал написание трактата «Об идеальном государстве» до тех пор, пока не покинул Багдад и не переехал в безопасный для него Дамаск, который тогда находился под контролем Фатимидов.
Упущенный шанс аль-Фараби
Давайте теперь вкратце обратимся к работе многих ученых, которые выполняли переводы с греческого языка. Исследуя список их переводов, можно увидеть, что в нем отсутствует «Политика» Аристотеля. Если аль-Фараби и изучал этот труд, в трактате «Об идеальном государстве» нет никаких тому доказательств, что неудивительно, поскольку этот труд не был переведен на арабский язык до недавнего времени
[549]. На самом деле, будучи поклонником Аристотеля, он даже не упомянул его имени в своей книге о политике. Верно то, что существует много схожего между взглядами на политику Аристотеля и Платона, наставника аль-Фараби в этой области. Но по сути они сильно отличались.
Где Платон рассуждал абстрактно, Аристотель – практически
[550]. Если Платон был теоретиком, то Аристотель – эмпириком, опиравшимся на свои знания афинской демократии, полученные из первых рук, и на свои полевые исследования десятка или более городов-государств греческого мира. Если Платон относился к своей теме как философ, то Аристотель подходил к ней как врач, определявший патологии и прописывающий действенные средства лечения. Аристотель не разделял религию (философию) и политику, но он и не объединял их, как это делали Платон и, еще более явно, аль-Фараби. Аристотель выступал против таких «ложных утопий», какие были у Платона. Помимо всего Аристотель, в отличие от Платона (и аль-Фараби), сконцентрировался на неписаных соглашениях (на греческом politeia, или «конституция»), которые регулировали взаимодействие граждан и которые законодатели должны были защищать. Что касается Платона, то (как и аль-Фараби) правителя он видел в образе квазибожественного мыслителя, а у Аристотеля он был скорее тружеником, использующим практические навыки составления законов и статус главы. Однако он не занимался этим в одиночку, поскольку должны были быть совещательные органы, в которых состояли образованные люди из числа свободных граждан, и из них же выбирались сами правители.
Многое в «Политике» Аристотеля практически невыполнимо. И будет неверным рассматривать аристократическое государство Аристотеля как апологию представительного управления, не говоря уже о демократии, которую он жестоко критикует. Но явное отсутствие в великом трактате аль-Фараби того вида эмпиризма и практического подхода, которые присутствуют на каждой странице «Политики» Аристотеля, весьма печально. В тексте аль-Фараби нет какой-либо оценки практических навыков, необходимых для управления, для шагов в сторону достижения улучшения, и конституционных принципов, определяющих государственное устройство, то есть всех тех аспектов, в которых государство, управляемое исламом, или любое другое государство должно преуспеть. Всему виной тот факт, что, несмотря на все свои достижения, переводчики в Гундешапуре, Багдаде, Мерве и других центрах не смогли перевести «Политику» Аристотеля на арабский язык. Однако в любом случае трактат аль-Фараби «Об идеальном государстве» являлся крупным достижением. Но все же «неперевод» Аристотеля – важная упущенная возможность.
Потеряла ли Центральная Азия от оттока из нее ученых?
Аль-Хорезми и аль-Фараби – самые выдающиеся странствующие ученые из Центральной Азии, но мы знаем, что они были не первыми и не последними. Еще два ведущих ученых того времени, Бируни и Ибн Сина, провели свою жизнь в странствиях (первый – на восток, в сторону Индии, а второй – на запад, до городов современного Ирана). Десятки других могут составить им конкуренцию в количестве дней, проведенных вдали от родины, и в количестве ночей, проведенных в шумных караван-сараях или на земле под открытым небом.
Отъезд такого большого количества ученых из своих родных городов (и даже из региона в целом) наводит на вопрос – повредило ли процветание Багдада интеллектуальной жизни Центральной Азии? Поездки центральноазиатских мудрецов свидетельствуют о стремлении их к определенным центрам знаний, и Багдада в первую очередь. Однако Багдад был не только привлекательным – многим город на Тигре не нравился. Ибн Сина не мог сказать ничего хорошего о жизни в Багдаде и покинул его так скоро, как только смог. Аль-Фараби уехал из Багдада, не имея даже представления о дальнейшей жизни. После того как молодой аль-Бухари закончил опрос местных мудрецов о хадисах Мухаммеда, он совершил лишь одну краткую остановку в Багдаде, чтобы представить черновой вариант своего труда Ахмеду ибн Ханбалю. Махмуд Кашгари также устал от столицы, где он наблюдал повсеместное притеснение тюрков, и вернулся к себе на родину (в Кашгар, на территории современного Китая), чтобы написать фундаментальный труд о тюркских народах. До своего вынужденного переезда в Афганистан великий Бируни работал в других странах в течение нескольких лет, но никогда не работал в Багдаде и, как только смог, вернулся домой, в Хорезм. Во всех крупных городских центрах Центральной Азии было много местных, которые, подобно аль-Бухари, вернулись обратно.
