«Когда я стал великим, не стало страны, вмещающей меня.
Когда выросла моя цена, не нашлось на меня покупателя»
[725].
Убежденность в собственной неуязвимости сделала Ибн Сину вспыльчивым, грубым и нетерпимым со всеми, кого он считал посредственностями. Эти черты характера проявились во время обмена письмами с другим учеником ан-Натили, ровесником Ибн Сины – Абуль-Фараджем ибн ат-Тайибом. В совершенстве владеющий арабским и греческим языками, автор книги «Природа вещей» врач Абул-Фарадж был секретарем несторианского патриарха в Багдаде. Сначала Ибн Сина признал достижения Абуль-Фараджа в медицине, хотя беспощадно нападал на его философские идеи. Абуль-Фарадж ответил ему критикой. И Ибн Сина стал оскорблять его, зайдя так далеко, что написал памфлет «О порицаниях едока экскрементов». Средневековый биограф при всем своем восхищении Ибн Синой характеризовал его как «ядовитого, с непристойной речью и злым языком»
[726].
Более весомый вызов Ибн Сине бросил Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни. Он был на 11 лет старше Ибн Сины и являлся единственным человеком в Центральной Азии, на мусульманских землях, равным Ибн Сине по интеллекту. Оба были молоды, обоих возносили до небес, и оба считали себя знатоками всех наук.
Бируни недавно переехал в Гургандж, новую столицу Хорезма, в 400 километрах к северо-западу от Бухары. Он слышал о талантливом молодом ученом из Бухары от ан-Натили, который теперь жил в Гургандже. Бируни также поддерживал связь с Абуль-Фараджем, который резко отзывался об Ибн Сине. Естественно, Бируни хотел проверить знания своего юного соперника. Он сделал это, отправив первые 18 вопросов. Эти вопросы, ответы Ибн Сины на них и возражения Бируни на них, его следующий список вопросов, окончательные ответы и опровержения Ибн Сины заводят нас в глубину научной жизни Центральной Азии
[727]. Мы упоминали об этой переписке в первой главе, а здесь рассмотрим ее более подробно.
Не существует переписки, подобной той, что была у Бируни и Ибн Сины. Длившаяся в течение двух лет (998–999 годы), она раскрывает нам двух молодых титанов мысли, схлестнувшихся в споре об основных вопросах философии и науки
[728]. Эта переписка также свидетельствует о насыщенности научной жизни в Бухаре и Центральной Азии в последние дни правления Саманидов. Возможно, это была часть исламской традиции резкого обмена мнениями, но это точно один из первых и одновременно наиболее выдающихся из примеров
[729]. Переписка включала более пятидесяти вопросов и ответов на разные темы, но мы ограничимся лишь некоторыми из них, наиболее важными.
Бируни сделал первый выстрел простыми вопросами о «Физике» Аристотеля и о его недавно переведенном космологическом трактате «О небе». Бируни задавал вопросы по Аристотелю пункт за пунктом, заставляя Ибн Сину либо защитить своего учителя, либо отказаться от него. По большинству пунктов Ибн Сина оставался верным Аристотелю. Он защищал греческого мыслителя в том, что небесные тела не имеют ни массы, ни веса и что лишь на Земле есть гравитация. Бируни думал иначе. Вселенная Ибн Сины была статичной, а Бируни своим утверждением, что «все вещи стремятся к центру», открыл дорогу для более динамичной Вселенной, приводимой в движение взаимодействующими силами гравитации. В этом споре они вскоре сфокусировались на том, что оба считали аномалией, а именно – если температура все время растет, то что будет, когда жар от Солнца достигнет Земли?
Ибн Сина сделал акцент на высказывание Бируни о том, будто вакуум может существовать в природе. Опираясь на аргумент о «наглядном доказательстве», Бируни утверждал, что такое возможно, в то время как Ибн Сина, чей более логический и метафизический ум не мог принять понятия вакуума, протестовал. На более поздней стадии этих споров Бируни спросил – если из-за тепла вещи расширяются, а из-за холода сжимаются, почему запечатанная бутылка с водой трескается, когда ее нагревают или охлаждают? На этот раз Ибн Сина предложил сомнительный аргумент: замерзшая вода на самом деле сжимается, но «невозможность» вакуума приводит к тому, что бутылка трескается. В дополнение он заявил, что вода может быть помещена в бутылку, когда из нее выкачан воздух, только потому, что вакуум невозможен.
Бируни также спрашивал Ибн Сину: все ли движения небесных тел должны быть линейными или круговыми, как говорил Аристотель, или возможно также эллиптическое движение. По этому и другим пунктам Бируни выступает как новатор, оспаривая возможность Ибн Сины прибегнуть к философии и авторитету древних ученых. Без малейшей деликатности он заявил, что такие философы, как Аристотель и Ибн Сина, не имеют права заниматься проблемами, которые могут быть решены лишь математиками-астрономами – такими, как он. Рассматривая возможность эллиптического движения во Вселенной и эллиптических орбит, Бируни создал предпосылки к их изучению, эти вопросы продолжил изучать Иоганн Кеплер (1571–1630) в XVII веке. Ибн Сина, наоборот, в этом вопросе сыграл роль средневекового схоласта, оставшегося верным авторитету своего древнего учителя.
По некоторым другим вопросам именно выходец из Бухары был новатором, а Бируни оставался верен старому учению. Ибн Сина отверг мнение Платона о том, что зрение у человека «происходит» от лучей, исходящих из глаз. Вместо этого он утверждал, что зрение работает в противоположном направлении. И это, в свою очередь, позволило Ибн Сине объяснить, почему находящиеся вдали предметы кажутся меньше, а также разъяснить процесс, с помощью которого ум соотносит визуальные данные с размером, чтобы заполнить пробел между впечатлением и реальностью. По обоим пунктам Ибн Сина на много веков опередил византийскую и европейскую науки, основывающиеся на идеях Платона. В то время как мысль Платона о визуальных лучах, исходящих из глаз, в течение нескольких веков являлась основой обратной перспективы в византийской и европейской живописи, четкая экспозиция Ибн Сины предвосхитила и объяснила то, что через 500 лет было названо «ренессансной перспективой».
