Однако помимо капитализма есть и иные типы общества. Да и в самом капитализме в различных его «зональных вариантах» и, самое главное, в различные периоды его истории степень обособленности друг от друга и соотношения друг с другом различных сфер была разной. Следовательно, не только возможны, но и должны существовать иные типы причинно-следственных связей, даже если исходить из марксистской или либеральной схем; только при этом нужно брать их на излом, на «болевой прием». Об этих нелинейных вариантах и написал В. Крылов, противопоставив их им же зафиксированному линейному порядку.
Из приведенной схемы В. В. Крылова вытекает возможность двух различных типов причинно-следственной связи: «протяженного» (линейного) и «моментального» (нелинейного). В нормальном эволюционном течении общества, на который ориентирована нынешняя социальная наука и которому она понятийно-методологически соответствует, доминирует «протяженный», линейный тип, при котором все происходит чинно: у Э1, С2, Н3 – свои времена T1, T2, T3, и они чинно следуют друг за другом. В такой ситуации ясно – что есть причина, что есть следствие, что после чего. Но всё это так, если мы берем диахронный срез (T1, Т2….). Взятые синхронно, одновременно, т. е. либо в T1, либо в T2 и т. д. экономика, социальный строй и надстройка (духовная сфера) не могут быть причиной развития друг друга (для этого необходимо T1 + Т2 + T3 и т. д.). Поэтому при синхронном срезе детерминирующим факторомявляется совокупный общественный процесс, иными словами, общество в целом, господствующее как система над каждым своим элементом.
Короче говоря, по В. В. Крылову, в каждый отдельный (отдельно взятый) момент господствует целостный, моментальный тип причинно-следственных связей. При нормальном, без серьезных потрясений эволюционном течении такая синхронизация может носить главным образом абстрактно-теоретический характер, рассматриваться в качестве теоретически возможного варианта. Ситуация резко меняется в периоды упадка, системного слома, когда общество стремительно – все быстрее – катится под гору, в эпохи социальных революций, когда синхрон, краткосрочная перспектива становятся доминирующими.
Если взглянуть с точки зрения различных типов причинно-следственной связи на социальную борьбу в разные периоды, то вырисовывается такая картина. Доминируют и побеждают обычно те силы, которые в наибольшей степени воплощают целостные аспекты развития общества. В «диахронии» это чаще всего блоки, союзы различных групп, контролирующие свои сферы и свои «отрезки» времени. Они адекватны совокупности, цепи событий. В «протяженной» временной ситуации едва ли можно найти одну-единственную силу, которая контролирует все. Подобное возможно лишь в «моментальных» ситуациях, когда время сжато, когда оно несётся, но одновременно как бы застыло в «синхроне», когда краткосрочная перспектива вместила в себя все остальные и какое-то время удерживает их в себе. В такой ситуации целостный аспект общественного развития может быть выражен, с одной стороны, и небольшой группой людей или даже одним лицом, окрашивающим развитие в свои личностные тона, а с другой – не цепью событий, а одним-единственным событием, которое оказывается бифуркацией.
То, что в кризисно-революционные времена законы развития целостности или даже совокупности всех сфер общества сжатых в T1, подавляют воздействие векторов отдельных сфер или оказывают параллельное влияние, резко усиливает значение и роль «случайных», точнее – событийных факторов. В таких социальных ситуациях случай превращается в Событие. Точнее, событие обретает такое качество и такой масштаб, в котором снимается противоречие между случайностью и закономерностью; и то, и другое растворяется в событийности. В контексте революционных эпох мысль Ф. Броделя «событие – это пыль» ошибочна, и мы в таком контексте вправе сказать: «Фернан, ты неправ».
Иными словами, в эпохи великих социальных революций – и чем более великих, тем в большей степени, – событийность, словно вдруг взбесившись, делает прыжок и выскакивает по ту сторону необходимости и случайности, в такую социальную вселенную, где различие между ними практически иррелевантно. Событие, таким образом, превращается в бытие. Событие есть бытие революционных эпох. По крайней мере, единственно значимое бытие. Событие и человек, отдельный человек с его поступками – вот что значимо в революциях. Революции сингулярны, они суть социальные сингулярные точки, все в них сведено в одну точку: общество, пространство, время.
Когда у всех сфер – одно время Т, одно на всех, уплотненное, сжатое и ускоренное, тогда решение политического лидера или один законодательный акт или одно лицо и его «ндрав» может перевесить значение «объективных» экономических факторов, которые на самом деле утрачивают объективность, – в кризисные эпохи все субъективно и объективно одновременно; упадки и особенно революции находятся по ту сторону объективного и субъективного. Раздерганная, ослабленная, распадающаяся система – не более, а скорее менее объективна, чем индивидуальный субъект или малая группа, вокруг которых как вокруг центра притяжения возникает новый социум. Внешне кажется, что свобода воли ломает необходимость, а исторический субъект торжествует над социальной системой, то есть – праздник Истории. Или наоборот: тризна, поминки. В любом случае в ситуациях системного кризиса, в состоянии «социосистемной невесомости» уравниваются веса «властных» личностей и «властных» подсистем. Непонимание этого ведет к тому, что даже очень умные люди начинают наивно рассуждать, например, о падении коммунизма и распаде СССР исключительно в терминах «предательства Горбачева», «заговора трех обкомовцев». По-видимому, действительно бывают ситуации, когда можно «предать» систему. Они возникают тогда, когда на самом деле предавать уже почти нечего. А следовательно, термин этот годится только в плане личностной характеристики, в оценочном плане, тогда как в системной плоскости вопрос должен ставиться иначе.
Еще один немаловажный вариант причинно-следственных связей в обществе – горизонтальное воздействие одних подсистем друг на друга в различные отрезки времени, не Э1 → С2 → Н3, а Э1 → Э2 и т. д.; С1 → С2 и т. д.; Н1 → Н2 и т. д.
[38]. Ясно, что каждая отдельная подсистема внутри данного общества будет выступать как автономная и саморазвивающаяся в тем большей степени, чем менее интегрированный характер имеет система. Последнее особенно типично именно для периодов системных кризисов, так называемых «переходных» эпох. Они характеризуются не только тем, что повышается роль нелинейных форм причинно-следственных связей, но и тем, что возникает система «многоукладности», сосуществования всех этих типов, сочетания причины и следствия: вертикальных и горизонтальных, одновременных и разновременных, целостных и частных, моментальных и протяженных.
Все это запутывает социальный процесс, повышает роль событийности, делает развитие малопредсказуемым. Время как бы сжимается в сингулярную точку момент-эпохи, и это сжатие ломает и крушит хребет нормальных, диахронных причинно-следственных связей, плодя на свет иные – необычные и даже уродливые формы этих связей. Формы-уродцы словно мстят человеку и истории за свое уродство, создавая безумный мир революционной эпохи, в котором почти невозможно ориентироваться. Мир, в котором побеждают рациональные безумцы с железной волей. К-структуры как раз и возникают на изломах времени. Они суть мера и воплощение (одна из мер и одно из воплощений) временной нелинейности и многоукладности. К-структуры – мастера по вывихам времени и одновременно их порождения.
