Немного помолчав, Майкл продолжил:
– Ты хотел поговорить и об изме следующем. Ну что же, хоть мы и выяснили, что он как бы профанация, но уж поскольку о нем говорят, начнем. О нем можно сказать покороче. Социализм – это не изобретение Маркса, Ленина или еще чье-то, а выведенная самой жизнью закономерность. Человек в отличие от животного постоянно мыслит, особенно когда чувствует несправедливость. А мысль – это живая метафизическая субстанция, она живет сама по себе и витая в воздухе, окружает людей и улавливается людьми наиболее чувствительными. Иначе – социализм это коллективный общественный продукт, выстраданный на протяжении столетий. Человечество веками мечтало о равенстве, красоте, любви, что воспевалось выдающимися мыслителями, поэтами и художниками.
И он возродился, но не тот опошленный либералами, а другой, новый, безусловно, с неприкосновенной частной собственностью, но в нем природные богатства должны принадлежать и служить всему вашему народу. А то, что сейчас творится в России, думаю, продолжаться бесконечно не сможет, и скоро, в конце концов, тот настоящий русский безмолвствующий народ допекут окончательно – вот тогда уже мало никому не покажется. Власть нелюдей и их приспешников боится этого, и у нее один выход – быстрее провести свою реформу образования, чтобы окончательно оглупить народ. Но и здоровым силам новые потрясения в России ни к чему. И еще остался у патриотов мощный потенциал уважаемых народом, известных в обществе ученых, военных, политиков, там у вас и космонавты, есть даже нобелевские лауреаты. Таким людям народ поверит. Надо попросить его не прибегать к насильственному свержению власти олигархов, есть мирный способ – просто убедить прийти на выборы и проголосовать против антинародной – антисвоей (есть ли такое слово в русском языке? если нет, то пусть будет) партии власти.
«Да-а – вот тебе и английский-русский патриот! – восхитился Николай. – Ну а я-то попал из огня, как говорится, да в полымя. Похоже, и там так начиналось».
Автор не желает дальше утомлять читателя и спешит закончить, так же коротко, как все же успел рассказать нам дядя Коля. На следующий день вернулся из командировки профессор Фельдман. Он осмотрел больного, постучал молоточком по коленкам, им же поводил перед глазами, поизучал порядком уже исписанную карточку, позадавал вопросы и, очевидно, поняв, что тот полностью вменяемый, сказал: «Вы здоровы, можно сказать, отменно здоровы, сегодня же могу вас выписать, но куда вы пойдете, ведь вы окажетесь в таком же непонятном положении. А я могу вам помочь советом. Забудьте, хотя бы на время, что были на другой планете, например, как я, мне все равно, может были, а может нет, даже скорее были, бывают всякие чудеса, мы с вами на Земле, и вам теперь надо решать другие проблемы. Надо получить паспорт, говорите вам за 60 – пенсию надо выбивать. Самое лучшее сказать, что вы где-нибудь бомжевали. Надо доказать, что вы и есть тот человек, которым называетесь. Вы когда-нибудь сидели? Нет? Это плохо, а то можно было бы доказать по отпечаткам пальцев».
Николай вспомнил, что в 17 лет у него был привод в милицию и там снимали отпечатки. Он даже помнил адрес: улица Гамалеи, 99-е отделение.
«Хорошо, в этом попробую помочь, у меня есть некоторое знакомство в органах», – сказал Фельдман и записал адрес. «Чего-то он такой бескорыстный и заботливый», – подумалось Николаю. Павел про него говорил: «хорек» еще тот, за бабки на все готов. Но кое-что, как бы взамен, он потребовал и от Николая.
«Вам тоже придется кое в чем мне поспособствовать, – начал он, – мое отделение кроме криминалистической экспертизы имеет и лечебные задачи. Мы лечим людей, а их надо хорошо лечить и в этом периодически приходится отчитываться. Мы вас еще подержим 3–5 денечков и благополучно вылечим. Согласны?»
Конечно, Николай согласился. Этот Фельдман Леонид Леонидыч оказался вовсе не таким уж хорьком, как отрекомендовал его Павел. Может, просто понимал, что с него ничего не поимеет, или поверил в его приключения и зауважал. А бывает, и такие шустрые люди имеют порядочность. В конце концов Николаю и паспорт с его помощью выдали, и потом он, помучившись с устройством, наплевал на Москву и уехал в подмосковный поселок. И устроился там в лесничество, опять же по рекомендации Фельдмана, к его знакомому.
