Потом они пили чай и разговаривали. Даша считала, что теперь они будут жить вместе.
Вообще-то эта новая, далеко ушедшая и, так сказать, продвинутая цивилизация не признавала семью в нашем отсталом понимании, полном пережитков и предрассудков. В городах ни у простых людей, ни у интеллигенции официальных браков не было, они нигде не регистрировались, так же и в деревне. Муж, жена – эти слова не исчезли совсем, они еще употреблялись иногда, но потеряли свой первоначальный смысл. В отношении семьи была абсолютная свобода выбора и полное равенство полов. Хочешь жить с одним, живи хоть год, хоть десять лет, хоть всю жизнь. Хочешь растить детей, пожалуйста, расти, воспитывай. Считаешь, что это ненужная обуза, – сдай в детский дом, каждая республика с удовольствием брала заботу о них на себя и воспитывала очень правильно. Детские дома были отдельно для интеллигенции и для простого народа. Естественно, обучение и воспитание в них проводилось соответственно рангу. Такие дома существовали только в городах, в деревне все жили семьями.
Значительная часть населения городов вообще не знала слов «папа» и «мама», но не считалось, что они чем-то обделены. Это были такие же полноценные члены общества. Но многие как-то по привычке предпочитали тоже жить по старинке, в семьях.
Такой была и Дашина семья. Ее родители счастливо, в ладу, прожили двадцать лет, воспитывали троих детей, Даша даже не думала о каком-то ином устройстве своей жизни. И теперь в радужных красках рисовала любимому человеку их будущую совместную жизнь. Мечтала о детях, говорила, что их должно быть не меньше трех, и строила другие разные планы. Антону очень хотелось, чтобы эти мечты осуществились, но он не был столь наивен и не разделял ее оптимизма. Чтобы не огорчать Дашу, свои сомнения он держал в голове, а ее, так неосторожно взлетевшую в мечтах на еще неокрепших, не испытанных жизнью крыльях, старался потихоньку приземлить на грешную землю. Он осторожно спрашивал: «А где же мы будет жить?» Даша отвечала, что в городе Нашем, хоть есть еще двое братишек, но там же большущая квартира, целых двенадцать комнат, всем места хватит. Тогда Антон неуверенно сказал, что, наверное, твои родители будут против, ведь еще не было такого, чтобы девушка из интеллигентов жила с парнем из простонародья.
– Ну и что, значит, просто не случалось, что они знакомились и близко узнавали друг друга, поэтому и не влюблялись.
– Да нет, Дашенька, я думаю, что не так все просто, – пробовал он ее образумить, – ведь не может быть, что проживая в одном городе, молодежи не приходилось встречаться и общаться. Возможно, есть какой-то закон, запрещающий вам, интеллигентам, жить с нами.
– Не слышала я ни про какие такие законы, – сказала Даша и категорично добавила: – В крайнем случае, брошу город и останусь у вас в деревне, буду учить детей.
Антону начинала нравиться такая безапелляционность ее рассуждений. Постепенно попадая под их влияние, ему стало казаться, что он действительно все слишком усложняет и ничего особенного нет в том, что они с Дашей хотят жить вместе. Где такой закон, ведь даже по телевизору об этом ничего не говорили, и кто может запретить им любить друг друга?
Незаметно для себя он включился в обсуждение Дашиных планов. Ему очень понравилась мысль остаться жить в деревне. Порассуждав на эту тему, согласились, что лучше им нигде и не будет. Потом начали прикидывать, где именно в деревне. У Антона, кроме родителей и его самого, жил еще дед и младшие брат и сестренка, поэтому решили жить в школе. «А к твоим будем ходить в гости», – сказала Даша.
Ее практичность радовала Антона, в бытовых вопросах он чувствовал себя как-то неуютно, поскольку этих проблем раньше у него никогда не было: за него все решали родители. И теперь, охотно отдав Даше руководящую роль в устройстве жизни, довольный, начал во всем с ней соглашаться. Она видела, что он добровольно и с радостью уступил ей здесь первенство. Как сказали бы у нас, оказался подкаблучником, но в хорошем смысле слова. «Все, Антоша, с сегодняшнего дня ты остаешься у меня, звони домой и сообщи родителям, что не придешь ночевать», – под конец заключила она. Антон с удовольствием выполнил это распоряжение.
Николай давно ожидал такого развития их романа. Узнав об этом, с радостью за друга воспринял новость. Он с удовольствием наблюдал, как Антон с Дашей четыре месяца провели счастливо в полной гармонии.
5
В конце марта заканчивался учебный год, и Даша сообщила матери по телефону (они иногда перезванивались), что остается жить в деревне навсегда, она полюбила парня из простых людей.
Эта новость оказалась для родителей неожиданной.
Пришло время разъяснить читателю кое-что из жизни Ялмеза, чтобы стало понятно, каким образом нелюдям, этим духовным выродкам, чуждым моральным принципам, которые до их победы хоть и, так сказать, со скрипом, но побеждали и действовали среди основной части населения, удалось заставить жить по своим правилам.
Итак, как нелюдям удалось добиться полного гарантированного послушания, особенно интеллигенции, часто не всем довольной?
Чтобы понять, как это произошло, потребуется коснуться более раннего периода. Все начиналось еще до катастрофы. Основное население, хоть в то время еще не было до теперешнего состояния необразованно и отучено мыслить, но уже в достаточной степени зомбировано и всевозможными безнравственными шоу, и телеиграми, требующими не умственного напряжения, а лишь случайных угадываний, а также бессмысленными сериалами. В школах тоже специально вводилось бездумное компьютерное обучение: задавался вопрос и сразу несколько готовых ответов, один из которых правильный; нужно было только угадать и нажать нужную кнопку; постепенно количество ответов сокращалось, их стало лишь два.
Скоро такое население стало неспособно к осмыслению происходящего, к протесту и даже недовольству. Единственной мыслящей категорией, чувствовавшей несправедливость, способной организоваться и могущей пожелать изменить ситуацию и понять народ, была интеллигенция, и то уже не вся. Как же удалось нейтрализовать и ее?
Автор надеется, читатель из ранее прочитанного понял, что нелюди овладели всеми богатствами Ялмеза. Поэтому, естественно, в их руках имелся мощный рычаг влияния на общественно-политическую сторону жизни – это, конечно, пресса и телевидение, которое постепенно начало вытеснять и газеты, и журналы, и книги, так что читающих с каждым новым веком, а точнее полувеком, заметно убавлялось. Редакторами газет, журналов и ведущими телевизионных каналов нелюди назначали мамлюков и аксебашей. Если и встречались журналисты из патриотической части общества, то их было мало, и такое освещение жизни всячески старались заглушить.
Чтобы отвлечь народ от того, что Ялмез все больше закабаляется и попадает в навязываемый нелюдями нужный им мировой порядок, они применили банальную, но всегда срабатывавшую без осечек уловку – надо было придумать какую-нибудь другую серьезную угрозу миру.
На Ялмезе были страны, еще не освоенные и не заселенные мамлюками – этими продажными полукровками. Такие страны, с устоявшимися традиционными режимами, особенно сильно сопротивлялись насаждаемым порядкам. Нежелание подчиниться квалифицировали как экстремизм, а сопротивление объявляли терроризмом, но, конечно, замалчивалось, что он возникал лишь в ответ на навязываемые порядки.
