«Во, это точно, – подтвердил еще один слушатель, – у меня во дворе, на улице Фабрициуса, какая-то нечисть закрыла детский садик и официально открыла в этом помещении секту, а разве это сделаешь без разрешения властей». Но тут этот диалог остановил один недовольный товарищ: «Хватит вам, не мешайте слушать, подозрительные вы мои, тоже мне нашлись политики, устроители моей жизни, я вас не просил, там наверху и без вас разберутся; то-то я смотрю, эти двое все время шушукаются, вначале чуть не передрались, а теперь наконец-то спелись!» Его поддержали еще несколько таких же товарищей. Вот так, даже в таком малом коллективе оказались совсем разные люли: одним интересен был только сам рассказ, а другие еще и думали и смотрели шире.
В общем, рассказ Николая продолжился. Ему надоело наблюдать всю это отвратительную, к тому же однообразную мерзость, творящуюся на поляне, и он решил возвращаться в имение. Потихоньку переместился к примеченной сосенке, снял и бросил маску, одел шорты и футболку, осторожно перебрался через опасные заграждения и по просеке направился к поселку. Уже на выходе из леса повстречалась колонна «газелей»: работники ехали забрать своих наотмечавшихся на юбилее властителей, это была, очевидно, привычная, периодически повторяемая послепраздничная процедура, особенно для старых слуг.
Чтобы попасть к Борису Борисовичу, Николаю пришлось долго идти по внутрипоселковой дороге мимо других имений; кругом было темно, и везде стояла мертвая тишина, все работники пользовались затишьем и спали, они знали – утро окажется напряженным.
Наконец он подошел к помещению для холостых слуг, где вчера ему отвели место для ночлега; он проверил, там, в этом общежитии, было несколько свободных коек, почему-то пока спать не хотелось, и он снова вышел на улицу. Еще не рассвело, но с востока уже начинала заниматься заря. Мягко светила уходящая за горизонт луна. Дул легкий теплый ветерок, и даже не верилось, что пришла осень. Кругом было тихо. Николай подошел к стоянке, где стояла его машина и еще два хозяйских вертолета, и сел на лавочку. По пустынной территории имения прохаживался только один дежурный охранник с автоматом. Он еще вчера заприметил Николая, когда они приехали с Борисом Борисовичем, и считал гостем хозяина, поэтому спокойно продолжал службу. Никто не мешал, и Николай задумался о прошедшей ночи. Никакого толку от посещения поляны он не получил. С некоторых пор он оценивал свои действия только по критериям пользы для Дела освобождения. Это происходило само собой, почти механически. И сейчас, как часто бывало, самокритично о себе подумал: «Был ли смысл мне, дураку, рисковать разоблачением и лазать голым по поляне, уже зная о достаточно гнилой подоплеке правителей, ведь я и без того мог предположить их очередную гнусность, да и Дела все эти мерзкие подробности нисколько не продвинули. Но все равно общаться-то с ними необходимо, вот Борис Борисович вчера говорил о каком-то испытании. Ну что ж, как говорится, будем посмотреть».
В семь часов сыграли подъем, и в имении зашевелились. А вскоре и начали подвозить правителей, именно подвозить, так как, например, если Борис Борисович оказался почти в полном сознании, был уже в шортах, самостоятельно вышел из «газели» и даже, узнав Николая, сделал знак рукой, якобы: «Я о тебе помню, и завтра, завтра!» – сам ушел к себе в замок, очевидно, отдыхать; то вот его супружница была абсолютно не транспортабельна, и ее в очень неприглядном виде, голую, грязную, с лицом и грудью чем-то перепачканными, стошнило что ли, слугам пришлось выгружать из машины и укладывать на носилки. После чего ею собрался заняться, судя по синему халату, очевидно, доктор, и дальше носилки под его присмотром куда-то унесли. Вынесли и еще одного, тоже голого, пьяного и очень пожилого, наверное, Борискиного батюшку. Потом машина тронулась дальше, в ней находились еще несколько правителей. Хоть машин было много – к празднику присылали со складов, но все равно их не хватало. В этом правительственном поселке было 300 имений, от каждого в праздновании участвовало минимум двое, а кое-где вместе жил еще один из родителей хозяев, и из них кое-кто, особенно если ему было лет до трехсот, тоже желал развеяться и погулять, да плюс иногда взрослые дети. Вот поэтому машины оказывались переполненными. А что еще плохо, на поляне они загружались без всякого порядка, не разбирая кто куда, ведь почти все они, за редким исключением, перепились так, что были в полусознательном состоянии, а некоторые и в бессознательном. И удивительно, но для Николая в результате беседы с козой объяснимо, что все они успели сбросить маски, хотя половина, даже мужчины, что уж говорить о бабах, те всегда наглее и бестыжее, не смогли или не посчитали нужным найти и надеть одежду, а ведь сбрасывали они ее в палатке или около, где находились мешки с масками. Главное, снять маски, и тогда для слуг они снова станут правителями, и не имеет значения, кем они были, кем чувствовали и считали себя на своем празднике, и будьте уверены, их обязательно доставят куда положено и даже снова приведут в человеческое состояние. Ну а слуги есть слуги, и неважно, что им почти полдня придется их сортировать, развозить по имениям и приводить в человеческую норму, а потом еще ехать на поляну и убирать плоды звериной сути юбилея победителей.
Эта суета с разгрузкой правителей навеяла тоску и невеселые мысли о бесполезно, несуразно проведенной ночи. И внезапно почувствовавший усталость Николай, пока о нем не вспомнил тот распорядитель и опять не послал на поляну, теперь уже по уборочным делам, предпочел скрыться от него и ушел спать. Как только голова оказалась на подушке, тут же успокоился и, как всегда, мгновенно уснул.
Проснулся уже после обеда, часов около четырех. Пошел на кухню и пообедал – здесь, конечно, охранники, слуги, в общем, все работники кормились бесплатно. К этому времени жизнь в имении пришла в норму, обслуга и рабочие занялись своими будничными делами. Но Бориски (так Николай решил его про себя называть) еще долго не было видно, но, наконец, и он появился. Они с супругой вышли прогуляться по саду и дальше по парку. Николай последовал за ними, но старался пока не показываться на глаза. «Хорошо бы послушать, о чем говорят, может, услышу что-нибудь о себе», – подумалось ему. В саду добирали последний урожай яблок. Правители остановились, о чем-то поговорили со сборщиками и пошли дальше уже по дорожке парка, он начинался сразу и тянулся до ограды следующего имения. А в нем уже во многих местах росли кусты, и теперь можно было незаметно подобраться к ним поближе. Парк был большой, но наконец показалась ограда и Николай заметил открытую калитку, недалеко от нее на скамейке сидел мужчина и курил, он был достаточно молод – лет тридцати пяти, а рядом в гамаке качалась женщина. Нисколько не удивляясь, супруги подошли к ним, поздоровались и заговорили. Это оказались соседи-правители. Николай подумал, что, наверное, они заранее договорились о встрече по телефону. Потом женщины, обнявшись и оживленно болтая, ушли через калитку на соседний участок, а Бориска присел и тоже закурил. Притаившийся в кустах Николай отлично разбирал их разговор, несмотря на мат, которым он разбавлялся, правда, никак не мог уловить смысла.
Говорили о Совете, состоявшемся перед праздником, на котором разбирали недавний донос соглядатая города Южного; о предстоящем им двоим завтра куда-то полете, чтобы выполнить какое-то поручение, как они сказали: там им нужно будет выпустить нашего ястребка, бьющего без промаха – наповал.
