– Товарищ, – взмолился Сергей, – мне очень спешно, я еду к больной матери.
Контролер был неумолим. Вдруг сидевшая напротив Сергея старая еврейка сжалилась и дала ему 50 копеек. Сергей, конечно, всеми святыми поклялся возвратить ей долг и взял ее адрес.
Какие-то силы решительно благоприятствовали нам. Ведь Сергей, не зная совсем города, спасся действительно чудом…»
* * *
Успех боевой тройки Ларионова был с восторгом встречен русской эмиграцией. Недостатка желающих мстить коммунистам в те дни не было. Новый глава Союза национальных террористов Георгий Радкевич немедленно взялся готовить следующих боевиков. В первую тройку вошли Александр Болмасов, ходивший к тому моменту в СССР уже восемь раз, и Александр Сольский. Вторую тройку возглавил лично Сергей Соловьев, который после взрыва ленинградского партклуба не желал почивать на лаврах.
В августе 1927 года обе группы перешли советско-финскую границу. И сразу же начались неприятности. Недалеко от села Шуя Шорин и Соловьев наткнулись на лесника, пытавшегося их задержать. Боевики пустили в ход оружие и убили его. Встревоженные власти приступили к поискам. И тут же Болмасов и Сольский, чья одежда очень походила под описание убийц лесника, попались. Они даже не успели оказать сопротивления. Группу Соловьева нашли через четыре дня. В завязавшейся перестрелке боевики были убиты. Трое красноармейцев получили ранения.
Приблизительно в те же дни еще одна тройка боевиков перешла советско-латвийскую границу. Возглавлял ее мичман Николай Строевой, который до этого ходил в СССР четыре раза. Его соратник – бывший фельдфебель армии Юденича Василий Самойлов – два раза нелегально был на Родине. Но накопленный опыт не помог. Буквально сразу же боевики были схвачены пограничниками.
В сентябре 1927 года в СССР был устроен показательный процесс над террористами. Боевики признавались в том, что они сторонники великого князя Николая Николаевича, убежденные враги большевиков и в борьбе с Советами опирались на помощь разведок Финляндии и Латвии. 24 сентября военная коллегия Верховного суда СССР, заседавшая в Ленинграде, вынесла приговор по делу пятерых:
«…Принимая во внимание, что за последнее время усилились попытки террористических актов и что необходимо решительными мерами пресечь террор и диверсионные акты и обеспечить от них трудящихся Союза, а также ввиду того, что обвиняемые Болмасов, Сольский, Строевой и Самойлов являются активными деятелями монархических организаций, приговорила: Болмасова, Сольского, Строевого и Самойлова расстрелять. Адеркаса лишить свободы на 10 лет, со строгой изоляцией, с поражением в правах на 5 лет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Интересно, что во время процесса еще трое неизвестных пытались нелегально перейти советско-финскую границу. Двое были убиты в перестрелке, одному удалось бежать обратно в Финляндию. В одном из погибших Сольский опознал проводника, переводившего его и Болмасова через границу.
Для немногочисленной организации Кутепова эти неудачи были весьма чувствительными. Террор явно не удавался. Но извлекать уроки из поражений генерал не стал. В ночь на 4 июля 1928 года Радкевич и Мономахов перешли советско-финскую границу. Не найдя в столице чекистов, руководивших «Трестом», вечером 6 июля Радкевич бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ. После взрыва боевики бежали. Чекисты обнаружили их недалеко от Подольска. Радкевич застрелился. Он никогда не верил в гибель Марии Владиславовны и незадолго до похода в СССР написал ей письмо:
«Милая дорогая моя Косинька! Я не верю в твою смерть, как о том сообщали. У меня нет внутреннего чувства разлуки с тобою навсегда. Мне кажется, что мы сейчас очень близко друг от друга, хотя и не можем видеться. Делаю эту попытку снестись с Тобою. Ответь мне, когда и в каких городах мы с Тобою имели дело с эксрезешкой, которую помнишь я так называл, и подпишись одним из наших любимых имен, которое Ты так мило коверкала через о. Письмо отдай тому, кто принесет Тебе эту записку. Я ему заплатил за это всем, что у меня было. Думаю, что сделает. Не падай духом, голубка моя, может быть еще и придется встретиться. Целую Тебя крепко, крепко. Любящий Тебя Твой Гога-Косинька».
Глава 10
В мире самодельных иллюзий
Кутепов никак не хотел признавать, что его стратегия борьбы с большевиками не приносит победы. Один за другим гибнут люди. А Советы с каждым днем наращивают свою мощь. Попытка убийства одного из лидеров партии Николая Бухарина как нельзя более явно демонстрирует всю глубину непонимания генералом ситуации. Боевик Бубнов, который должен был ликвидировать любимца Ленина, по возращении в Финляндию в июле 1928 года составил подробный рапорт Кутепову. Это достаточно объемный документ, и я приведу лишь самые значимые отрывки. Данное свидетельство весьма точно показывает крах стратегии Союза национальных террористов:
«Я понял, что ни в одно из зданий, где происходят партийные собрания, даже нельзя думать попасть без партийного билета. Все это время я искал случая приобрести хоть какой-нибудь партбилет, но безрезультатно. Просто мне не повезло, потому что достать его все же можно, хотя и не легко. Способ, как это можно сделать, Вы, вероятно, угадываете. С собой обратно я привез восемь комплектов настоящих документов, добытых разными способами в разное время, партбилета все же не достал. День за днем проходили то в бесплодных скитаниях по улицам, то в попытках следить за отдельными зданиями и учреждениями, то в поисках комнаты для себя лично. Каждая ночь, проведенная в лесу под дождем, немедленно отзывалась на выносливости и здоровье.
Несколько раз охрана, видимо, обращала внимание на наши назойливые аллюры, и приходилось сейчас же переносить наблюдение на другое место, начиная с начала. Да и какое наружное наблюдение можно производить только двумя лицами. Надо было осмотреть все, что представлялось возможным и, найдя слабые пункты, бить туда. К тому же первые две недели я не хотел разменяться на какую-нибудь мелочь и изыскивал только способ, как бы встретить Бухарина или кого-либо из крупных. Здание Дома союзов на Большой Дмитровке охранялось чрезвычайными караулами от полка имени Дзержинского при ОГПУ. Торчать там поблизости, поджидая Крыленко (а он один только стоил, чтобы за ним поохотиться), было нельзя – сразу обращали внимание. Можно было наблюдать, замешавшись в толпу в Охотном ряду, но тогда не успел бы подойти ближе, чтобы бросить бомбу, так как на автомобиле они исчезали и приезжали моментально.
Одиннадцатого июня товарищ Луначарский читал лекцию в Экспериментальном театре “о новом человеке”. Билеты мы достали заранее и на лекции присутствовали. Сидели очень далеко, но можно было бы, подойдя ближе, бросить бомбу. Однако с первого же взгляда мне стало ясно, что при взрыве погибнет громадное количество людей, так как на лекции этого шута горохового ходит в большинстве интеллигенция и так называемая мелкобуржуазная среда, а каждая из моих бомб содержит около 270 мелких осколков. Не то чтобы мне стало жаль публики, мягкостью я особой не отличаюсь, но боялся, что впечатление от такого акта получится как раз обратное тому, на которое мы рассчитывали. К тому же Толя слишком ничтожная величина, хотя и подлая. Будь это Бухарин, Сталин или Менжинский – тогда другое дело. Стрелять из револьвера – было мало вероятности попасть издалека, да и помешали бы целиться, охрана торчала все же солидная.
