Но Зернову до этого дела не было. И он, словно заправский прокурор, вынес вердикт:
«Теперь, через 48 лет, можно ли ответить на вопрос: кто был предатель? Кого встретил Кутепов около 11 часов утра 26 января 1930 года на углу улицы Севр и бульвара Инвалидов? Мы знаем только одно, что Штейфон в это же время был там, совсем близко, в двух шагах; не он ли провел Кутепова по бульвару Инвалидов до улицы Удино?
Через несколько дней Штейфон позвонил моей сестре по телефону и сообщил, что возвращается в Югославию. Встреча с Рахманиновым отменена. Его отъезд показался нам странным. Мы обратились к генералу Шатилову, одному из главных деятелей Общевоинского Союза. Он заверил нас, что генерал Штейфон никогда в Россию не ездил. Мы обратились к Бурцеву, ведшему от себя расследование по делу Кутепова. Он заявил нам, что, по его данным, Штейфон является одним из участников похищения».
Давайте разбираться. Тут должно быть что-то одно: или генерал Штейфон провел большую часть этого рокового утра и дня у жены Александра Павловича, или же, встретив генерала Кутепова на углу улицы Севр, провел его по бульвару Инвалидов до улицы Удино, где его и похитили. Одновременно это сделать не под силу никому.
То, что Штейфон был в то утро в доме у Кутепова, подтверждал денщик генерала Федор. Соответственно, заталкивать Александра Павловича в машину Борис Александрович не мог.
Работая над этой книгой, я специально перечитал воспоминания свыше 100 человек, лично знавших Штейфона или служивших с ним. И ни у кого, повторяю, ни у кого не встретил даже косвенных подтверждений этой невероятной версии. А ведь у генерала были недоброжелатели, и немало! Да что там говорить, если и сам Зернов в конце своей разоблачительной статьи признался: «Во всех сообщениях о похищении Кутепова имя Штейфона не упоминается». На этом можно и поставить точку, если бы не одно но. Спустя три года в Париже вышла книга «Генерал умрет в полночь» о похищениях Кутепова и Миллера. Автор – дочь генерала Деникина Марина Антоновна. Ее исследование до сих пор пользуется огромной популярностью не только во Франции, но и в современной России. В свое время я позволил себе критиковать Деникину-Грей за многочисленные ошибки. За что и был отдельно обруган не читавшими ее произведений. Дескать, Деникина жила в то время, общалась с очевидцами событий и ее выводам вполне можно доверять. Но однажды получил письмо от председателя объединения лейб-гвардии Казачьего его величества полка Владимира Николаевича Грекова: «Неудачный труд Марины Грей-Деникиной очень сильно поддерживает обвинения против генерала Штейфона и страстно поносит генерала Шатилова». Но опять же без доказательств. Все на уровне «одна гражданка видела»…
Правоту моих доводов подтвердил и известный специалист по Белому движению, доктор исторических наук Василий Жанович Цветков. В письме он отмечал:
«Вероятность того, что генерал Штейфон был причастен к советской разведке, равна, по всем имеющимся о нем сведениям, 0,0 %. Почему же возникла “легенда”?
1. Пресловутые конспирологически-параноидальные теории, коих, увы, не чужда была часть эмиграции, особенно в 1940–1970-е гг. Плоды их наши искатели “жидо-масонского” следа обсуждают до сих пор. Раз Штейфон из семьи крещеных евреев – значит, как говорится, “все ясно”.
2. Нескрываемые монархические симпатии Штейфона, неоднократно высказываемые, очень тесное сотрудничество с графом Келлером (на период пребывания графа в Харькове), сведения о причастности к тайной (она действительно была, это вряд ли “догадка” покойного Бортневского) монархической группе в Добровольческой армии (в нее входили, помимо него, Кутепов и Витковский), имевшей выходы на Кисловодские центры правых (Союз РНО Безака, Нечволодова и Батюшина и др.). Деникин и Романовский знали о ней и особых симпатий не испытывали (к тому же контрразведка в своих донесениях не скупилась на преувеличения их влияния в армии). Для Штейфона Деникин – классический либерал, со всеми достоинствами, но и с не меньшими недостатками. Отсюда очевидно негативное отношение дочери Деникина к Штейфону. Плюс к тому – определенное германофильство, что в Добровольческой армии не “приветствовалось”.
3. Штейфон, насколько известно его поведение и оценки, всегда был “одиночкой”. Он никому не доверял на 100 %, всегда продумывал несколько вариантов того или иного своего решения. Поэтому со стороны мог казаться “недостаточно искренним”. “Водки не пил”, “матом не ругался”, поэтому и был “не свой”. Очень хорошая подготовка в Генштабе, опыт разведки и контрразведки (еще по Кавказскому фронту в штабе Юденича) – “слишком умный”. Прекрасное знакомство с организацией подполья (Харьковский центр под его руководством пережил и большевиков, и гетмана, и Петлюру). Но в “Ледяном походе” не участвовал – значит тоже вроде как не принадлежит к “элите”. Даже строевая должность – командира Белозерского полка – многими воспринималась как стремление к “самоутверждению”. Но, при всем при этом, в своих воспоминаниях предельно корректен и сдержан.
Никогда не выносит категорических вердиктов (даже в отношении, например, Май-Маевского, на котором только ленивый “не оттоптался” в качестве примера “почему Белые проиграли” (причем и левые, и правые)). Интригами не занимался, а предпочитал “держаться в стороне”.
Но, при всем при этом, категорическое неприятие большевизма, ни малейшего даже намека на “сменовеховство” и “ возвращенство”. Категорическая неприязнь, например, “успехов социализма в годы первых пятилеток”. А следуя классической теории “вербовки” (см., например, С. С. Турло, И. П. Залдат “Шпионаж”), агентов нужно искать среди сомневающихся и колеблющихся. После Болгарии от активной работы в РОВСе он отошел, жил в СХС (Сербо-Хорватское королевство. – А. Г.), в Париж приезжал крайне редко, кутеповские надежды на “сотрудничество с Тухачевским” откровенно не поддерживал и неоднократно указывал Кутепову на его элементарную безграмотность в разведке и конспирации. При всем при этом его отношение к Кутепову – очень почтительное…»
* * *
У Александра Павловича был единственный сын Павел. В архиве Московского патриархата Русской православной церкви хранится личное дело Павла Александровича, который долгое время работал в отделе внешних церковных сношений. Из него следует, что в 1943 году он был отчислен из учебного заведения за антифашистские настроения, вошел в связь с югославским партизанским движением. Это не совсем так. В то время Павел Кутепов уже не учился. Он был в рядах Русского корпуса на Балканах. Сохранилось безупречное свидетельство о поведении Кутепова-младшего, которое было опубликовано в журнале «Наши вести» в марте 1980 года:
«Командир Корпуса объяснил мне, что мне поручается доставить румынским властям в Бухаресте лицо, под ложной фамилией записавшееся в Русский Корпус и теперь, по политическим мотивам, затребованное через германских военных властей румынским правительством. Задача весьма ответственная, а в помощь мне, и в распоряжение вербовочного штаба в столице Румынии, командируется Павлик Кутепов.
Когда командиру Корпуса доложили, что машина подана, генерал Штейфон поднялся, подошел к Павлику, перекрестил и поцеловал его, а затем, попрощавшись со мной, просил меня беречь Павлика, на которого он перенес свою любовь к его отцу – своему начальнику и другу со времени еще Галлиполийского сидения.
