– Мне говорили, что княгиню в Вене звали «белой кошкой», потому что она всегда одевалась только в муслин, через который просвечивало её божественное тело. Так вот, это правда: вчера на приёме в доме Талейрана я убедился в этом сам. С ума можно сойти, до чего это возбуждает! Княгиня живёт в Тюильри вместе со всеми остальными придворными и, говорят, пользуется особой благосклонностью самого императора.
Александр быстро сообразил, что речь идёт о красавице княгине Багратион. Её скандальное прозвище получило в среде русских офицеров широкую огласку. Болтали, что вдова покойного командующего Второй армией необычайно чувственна и не слишком обременяет себя моральными запретами. Василевский видел её раза два издали, и эта прелестная блондинка очень его заинтриговала. Граф решил, что обязательно с ней познакомится, а там уж – как кривая вывезет.
«Можно напомнить, что мы дальняя, но всё-таки родня, – прикинул Александр. – Она так же, как и я, в родстве с Потёмкиным».
Граф отправился в Тюильри, в надежде, что друг не ошибся и княгиня Багратион действительно живёт в резиденции русского императора. Василевскому повезло: один из пробегавших мимо чиновников в тёмно-зелёном мундире Министерства иностранных дел подсказал ему, что княгиня проживает вместе с другими одинокими дамами на втором этаже, и указал направление, куда идти. Ещё через четверть часа Александр постучал в украшенную позолотой белую дверь, за которой, предположительно, скрывалась прекрасная княгиня Екатерина.
Мягкий голос пригласил войти, граф заглянул в комнату, где и увидел прелестное белокурое существо с нежным взглядом голубых глаз и лицом маленькой девочки.
– Что вам угодно, сударь? – красавица подняла на гостя свои чудесные глаза и улыбнулась.
– Простите за беспокойство, сударыня, но мне кажется, мы с вами – родня. Я – граф Василевский, а моя бабушка, княгиня Аврора, была сестрой вашего отца.
– О боже! – блондинка радостно всплеснула руками – Вы не представляете, как я тоскую по родным, ведь я здесь совсем одна!
Красавица бросилась Александру на шею и принялась его целовать. Впрочем, получалось это у неё отнюдь не по-родственному. Василевский на мгновение опешил, но, потешаясь в душе над комизмом ситуации, крепко обнял блондинку и ответил на её поцелуй.
Скоро граф на своей шкуре испытал, почему красавицу Багратион зовут «белой кошкой»: она и впрямь оказалась необычайно чувственной и никогда не выпускала из своих коготков заинтересовавших её мужчин. Холостяк-кавалергард граф Василевский был не только любопытным объектом для обольщения, но и очень выгодной партией – поэтому «белая кошка» и вцепилась в добычу. Скоро Александр прослыл официальным любовником княгини Багратион. Она повсюду таскала его за собой, демонстрируя их связь собравшейся в Париже разноплемённой публике. Василевский не возражал, посчитав эти отношения забавными и возбуждающими.
Оба были довольны. Александр считал, что баснословно богатая внучатая племянница великого Потёмкина не нуждается ни в его состоянии, ни в его титуле. Ведь Светлейший, прослывший не столько дядей, сколько любовником её матери, оставил Скавронской огромное наследство. А княгиня Екатерина до поры помалкивала, всё сильнее затягивая Василевского в сладкие сети – любые объяснения она откладывала на «потом». Париж ей в этом помогал – опьянял, заставляя забыть обо всём и жить сегодняшним днём, наслаждаясь радостями страсти.
Глава двадцатая
Новые реалии
В Париже вновь царили Бурбоны. Жители французской столицы постепенно привыкали к тому, что великая империя Маленького Капрала ушла в прошлое, а на её руинах воздвиг свой трон немолодой и слабохарактерный вдовец-эмигрант. Однако кое-кого это очень даже устраивало. Если бы Шарля Мориса де Талейран-Перигора князя Беневентского кто-нибудь догадался спросить, какое время в его жизни оказалось самым счастливым, он ответил бы: «Сейчас». Впрочем, никаких вопросов всесильному Талейрану, конечно же, не задавали – все перед князем трепетали, вполне резонно считая его первым человеком в королевстве.
Талейрану вспомнился вчерашний разговор с его величеством. Факт этот был неприятным и настораживающим. Не упустить бы момент и подавить августейший бунт в самом зародыше!
«Его безвольное величество начинает потихоньку наглеть!»
Еще месяц назад Людовик XVIII робкой овечкой ел с рук Талейрана, всего на свете боялся и не принимал никаких решений. Но жизнь шла своим чередом, и в Лувре появилась жадная и амбициозная королевская родня. На них Талейран быстро цыкнул, и те поджали хвосты – два-три месяца о них не придётся беспокоиться, но вслед за принцами в Париж потянулась всякая эмигрантская сволочь: друзья юности короля и – вот ведь смех-то! – его товарищи по оружию, а также прочие «приближённые». Все они что-то для себя клянчили, но поскольку у короля ничего своего не было, тот их просьбы передавал главному министру. Талейрану эта голодная шушера просто осточертела. Подумаешь, голубая кровь! Он и сам в этом королевстве не из последних – восемьсот лет роду. Среди нынешних попрошаек таких единицы. Хотя об одной такой «единице» стоило задуматься всерьёз.
«Де Виларден может спутать мне карты, не исключено, что его томные ухмылки и крашеные кудри ещё что-то значат для его величества», – наконец-то признал Талейран.
Он лучше всех знал о многолетней «дружбе» между графом Прованским и бароном де Виларденом, и, хотя будущий король всю жизнь старательно скрывал свои предпочтения от окружающих, для Талейрана они не были секретом. Какие могут быть тайны, если де Виларден много лет прослужил у всесильного министра агентом! Правда, потом барон решился-таки вильнуть хвостом: узнал, что император Наполеон уволил Талейрана со всех постов, и отказался присылать рапорты. Простак! С кем он вздумал тягаться?! Князь сразу же (и за хорошие деньги) перепродал этого агента министру полиции Фуше, а сам напомнил де Вилардену о кое-каких документах. Пришлось агенту работать уже на двоих, а Талейран не только получал копии рапортов, направлявшихся в адрес Фуше, но и читал все задания, получаемые де Виларденом. Так могло продолжаться бесконечно долго, если бы барон не вздумал возвратиться в Париж. Он уже побывал у короля, и его величество сразу же попросил Талейрана разобраться с наследством барона, и, что оказалось совсем неприятным, в голосе короля зазвучали твёрдые нотки.
«Так ведёт себя на людях бесхарактерный муж в присутствии властной жены», – вспомнилось Талейрану вчерашнее впечатление от разговора с Людовиком XVIII.
Князя это совершенно не устраивало. Никакого возвышения прежних фаворитов он допускать не собирался. А слащавого крашеного наглеца следовало сразу щёлкнуть по носу, чтобы тот знал своё место. Впрочем, сделать это нужно было чужими руками, да ещё и с выгодой.
Талейран прошёл в свой кабинет и достал из папки план имения Валансе. Разложив огромный лист на столе, князь вызвал лакея и распорядился:
– Пригласите ко мне графиню Доротею!
Племянница, как видно, крепко подружилась с русской вдовой маркиза де Сент-Этьена, вот пусть теперь обе дамы и поучаствуют в этом неприятном деле.
