«Если дело представить как оскорбление, в Доротее заговорит её польская кровь, – в очередной раз вспомнил князь, – девчонка так же горда, как её отец-шляхтич».
Правда, если уж быть совсем точным, существование некоего шляхтича – любовника герцогини Курляндской, имя которого Талейран не хотел даже вспоминать, не имело никаких доказательств. Герцогиня Анна-Доротея ни разу об этом даже не заикнулась, а сам престарелый герцог Курляндский из четырёх своих дочерей младшую любил больше всех. Девочка оказалась точной копией своей матери, уж в этом Талейрана можно было и не убеждать – тот сам побывал в числе любовников Анны-Доротеи, коих было множество.
Но гордость – отнюдь самое главное качество племянницы. Самым ценным её достоинством был глубокий мужской ум. Талейран задыхался без надёжных и толковых помощников. Сейчас, когда он фактически стал королем Франции, всё приходилось делать самому. Сколько людей, с которыми нужно поговорить, сколько приносящих выгоду тайных связей, которые нужно наладить. Но самого князя на всё не хватало, и часть его замыслов рассыпалась на глазах. Вот если бы привлечь к этим делам Доротею!.. Но почему бы и нет?!. Её мать крутила Пруссией и Польшей, а дочери по силам и вся Европа. Немного подучить – и всё будет в порядке…
За дверью раздались шаги, и в кабинет вошла Доротея. Талейран всегда считал, что женщинам нужно выходить замуж как можно раньше и так же рано рожать – тогда женская красота расцветает с пышностью розы. Доротея просто ослепляла.
– Жемчуг, перламутр и коралл… – произнёс князь вместо приветствия и, заметив вопросительный взгляд племянницы, объяснил: – Ты, дорогая, превзошла красотой свою матушку, о сёстрах я уже и не говорю – они в подметки тебе не годятся.
Доротея расцвела.
Талейран знал, что делал – его племянница вечно соперничала со своей старшей сестрой Вильгельминой – та считалась в Европе кем-то вроде Клеопатры. Ну что ж, наживка заброшена, осталось разыграть партию. Талейран скроил серьёзную мину и спросил:
– Я что-то давно не видел твоей подруги – маркизы де Сент-Этьен.
– Элен пока живёт в Дижоне, – ответила Доротея и тут же заволновалась: – А что случилось, почему вы о ней вспомнили?
– Я бы не вспоминал, да есть кому напомнить. – Князь вздохнул: – Жаль, конечно, но придётся, видно, отменить указ Наполеона об имуществе твоей подруги. Опасный соперник у твоей маркизы объявился.
– Де Виларден приехал? – сразу всё поняла Доротея. – Я предупреждала Элен…
– Король просил меня посмотреть, что можно сделать с наследством де Сент-Этьена, но я пока не дал его величеству ответа…
– Дядя, придумайте что-нибудь! – взмолилась Доротея. – Для вас же нет невозможного! Де Виларден – известная скотина, я уже столько наслушалась от эмигрантов о его жизни в Лондоне. Его все терпеть не могут.
– Меня тоже никто не любит, но это не мешает мне служить Франции, – заметил Талейран. От него не ускользнула ироничная ухмылка племянницы, вернее, даже не ухмылка, а её тень. Девчонка безошибочно отличала фальшь от истины.
«Если Доротея сможет противостоять мне в этой интриге – возьму её с собой на конгресс в Вену, ну, а если сделает всё “в лоб”, значит, не будет от неё пока толку», – решил Талейран и начал игру:
– Мне жаль вас обеих, ты ведь так прикипела душой к своей русской подруге.
– Да, мне с ней хорошо, – подтвердила Доротея и тут же напомнила: – Но вы не ответили на мою просьбу.
– Я уже думал об этом. – Талейран говорил, будто уступая давлению. – У меня есть кое-что на де Вилардена, но ты понимаешь…
– Что у вас есть? – сразу же вцепилась в него Доротея.
– Барон лишь прикидывается бедняком, на самом деле он ещё при покойном Людовике XVI немало зарабатывал на борделях. Он их держал в паре с известной в Париже процентщицей Франсуазой Триоле.
– Она сможет это подтвердить? – спросила Доротея и тут же ответила себе сама: – Нет, она не станет этого делать. Зачем рисковать? Наверняка у неё по бумагам всё записано на совершенно других людей.
– Ну, в документах на бордели и ломбарды имени барона, скорее всего, нет, в этом ты права, – подтвердил Талейран, – но ведь ты, как всегда, не дослушала. У меня есть несколько записок де Вилардена. Во времена Террора я выкупил их в Комитете национального спасения. Сама понимаешь, что там лишь Робеспьер рвал душу за идею, а остальные умели только считать. Так что доносы мог купить любой желающий. Я выкупил доносы на всех родственников, входивших в большой клан де Сент-Этьенов. Как я и предполагал, они написаны одной рукой.
– Об этом давно ходили слухи, – напомнила Доротея. – Но какой толк от доносов, они всё равно не подписаны. Или на ваших имеется подпись?
Девчонка соображала мгновенно, схватывая суть, это обнадёживало. Неужто в Вене у министра иностранных дел Франции всё же появится толковая помощница? Талейран улыбнулся и подсказал:
– Подписи на доносах, конечно же, нет, но зато этот почерк невозможно спутать с другими. Погляди-ка сама…
Талейран выложил поверх карты поместья с десяток коротких записок. Кое-где бумага казалась совсем ветхой, а кое-где даже и не пожелтела. Везде мелькали имена многочисленной родни маркиза де Сент-Этьена. Сразу бросалась в глаза особенность почерка: в заглавных буквах вместо крючков были виртуозно нарисованы чёткие спирали.
– Ну и что?.. – протянула Доротея.
– А то, что его величество отлично знает этот почерк, нужно показать ему записки – и изгнание де Вилардену обеспечено. Пойми, нет таких законов, чтобы убийца мог наследовать своей жертве.
– Вы покажете эти записки королю, и Элен оставят наконец в покое?
Ну, вот птичка и угодила в силки, начиналась самое интересное:
– Не так быстро, – строго сказал Талейран. – Ты меня не поняла! Я не стану рисковать своим положением из-за благополучия твоей русской подруги, мне слишком дорого далась моя карьера. Я устрою твоей Элен аудиенцию у короля, всё остальное в свою защиту она должна сказать сама. Это справедливо!
– Но она моя подруга!
– Именно поэтому я и устрою ей аудиенцию, иначе палец о палец не ударил бы.
Доротея сразу засовестилась и принялась подлизываться:
– Простите, дядя, я так неблагодарна. Поверьте, я очень ценю вашу помощь и понимаю, что вы делаете это только ради меня…
Доротея сгребла листочки со стола.
– Я сейчас же напишу Элен и, когда та приедет в Париж, отдам ей это, – тараторила она. – Маркиза упадёт перед государем на колени и всё объяснит. Де Виларден из-за денег уничтожил собственную семью…
Талейран забрал из рук племянницы записки, и Доротея осеклась.
– Что вы делаете? – вырвалось у нее.
– Возвращаю свою собственность. Это в своё время стоило мне больших денег. Бонапарт озолотил маркизу де Сент-Этьен, и будет справедливо, если она теперь сама купит себе благополучие.
