Пора было начинать разговор, и Василевский решился. Он развязал муслиновый галстук, снял с шеи крошечную миниатюру и положил портрет на колени Елены. Руки его бывшей невесты дрогнули, а лицо побледнело.
– Откуда у тебя портрет Мари?
– Это портрет Мари, но не той, о которой ты думаешь, это – портрет Марии Понятовской в возрасте одного года, и, может, тебя заинтересует то обстоятельство, что она была моей матерью, – довольный тем, что ему удалось наконец-то пробить её броню, Василевский продолжил: – Видишь ли, у нас в семье из поколения в поколение передаётся очень сильное фамильное сходство, его невозможно ничем скрыть. Мне только интересно, ты вообще-то собиралась хоть когда-нибудь сообщить, что у меня родилась дочь?
Александр нагнулся и заглянул Елене в глаза. Как ни старалась, она так и не научилась лгать, и на её лице ясно читался ответ: несостоявшаяся невеста не хотела говорить графу Василевскому о дочери, и только случайность спутала маркизе все планы. Вновь занялось и сразу же полыхнуло бешенство. Оказывается, убить женщину, которую прежде любил, гораздо проще, чем кажется. Неимоверным усилием воли Александр вынырнул из бушующих волн ярости, мысленно досчитал до десяти и ровно, не повышая голоса, сказал:
– Потрудитесь объясниться.
Елена сидела, опустив голову. Но вот тонкие руки сжались в кулаки, она выпрямилась, гордо вскинула голову и заявила:
– Я приняла предложение Армана, когда уже знала, что беременна. Что ждало мою малышку? Жалкая участь незаконнорожденной! Я осталась без документов, меня разыскивал дядя, он мог отнять у меня ребёнка, мог даже записать Мари крепостной. Положение было отчаянным. Узнав о беременности уже в пути, я понимала, что тётка в Вене может просто выгнать меня.
Горестная морщина прорезала лоб Елены, она запнулась, как будто вновь погрузилась в прежние беды. Василевский не знал уже, что и думать.
– Когда в ночь перед боем Арман попросил меня обвенчаться с ним, я отказалась, – продолжила Елена. – Призналась, что беременна. Но это его не остановило, наоборот: маркиз обрадовался, что мой ребёнок унаследует древнее имя его рода. Когда Арман передал мне своё завещание, я дала слово, что приму его наследство для своего ещё не родившегося ребёнка. Я выполнила свою клятву: Мари имеет права маркизы – наследницы шестисотлетнего рода. Все богатства этой семьи я сохраняю для дочери и в будущем передам в её руки. Мне самой ничего не нужно.
Елена замолчала. Не глядя на Василевского, прошла к окну. Александр смотрел на её несгибаемую спину, на гордую голову и не понимал, что ему теперь делать. Женщина не только не чувствовала раскаяния за свой проступок, наоборот, она была уверена в своей правоте!
– Вы могли бы разыскать меня. Вы знали, что я служу адъютантом у Милорадовича… Ведь вы дали мне слово, мы были помолвлены, – упрекнул Василевский.
– Я долго болела, а потом, только узнав о беременности, оказалась между двух воюющих армий. Маркиз де Сент-Этьен любил меня, он предлагал защиту своего имени для меня и дочери, а взамен не требовал ничего. Я не могла рисковать своим ребёнком, – объяснила Елена и смело взглянула в глаза бывшего жениха.
– Ничего не требовал взамен? Значит ли это, что он так и не стал вашим мужем в библейском смысле этого слова?
Надежда родилась в душе Василевского – он так хотел услышать о том, что его женщина никому после него не принадлежала. Елена молчала, на её лице, сменяя друг друга, читались сомнение, искушение и, наконец, гордость.
– Арман стал моим мужем. – Маркиза надменно вскинула голову и твёрдо закончила: – Он положил жизнь к моим ногам, и, хотя бы за это заслужил мою благодарность и преданность.
Елена вновь отвернулась к окну. Александр молчал, глядя на златокудрую макушку. Разочарование оказалось таким сильным, что он вдруг почувствовал себя раздавленным. Однако сквозь отчаяние пробилась разумная мысль: Елена – светлейшая княжна Черкасская. Получается, что Александр вступил в связь с сестрой лучшего друга. Эти отношения закончились рождением ребёнка, и теперь, как бы ни складывались обстоятельства, граф Василевский должен был попросить руки Елены у её брата. Только Алексею – главе семьи Черкасских и опекуну сестры – решать, как теперь сложится их судьба. Александр откашлялся и обратился к жёсткой, как доска, спине:
– Сударыня, все резоны и обстоятельства остались в прошлом. Но поскольку ваш брат является моим лучшим другом, я напишу ему и попрошу вашей руки. Одно письмо я оставлю в Париже – в его квартире, второе отправлю на адрес российского посольства в Лондоне, а ответа буду ждать в своём доме в Петербурге. Всего вам наилучшего, – пожелал Василевский и вышел, унося в памяти последнее унижение – гордая французская маркиза посмотрела на него, как на умалишённого.
Александр добрался до улицы Коленкур, где написал письма Черкасскому. Потом отвёз генералу Милорадовичу прошение об отставке по семейным обстоятельствам. Командир удивился, но возражать не стал – война закончилась, в конце концов, скоро все должны были отправиться по домам. Александр даже не стал дожидаться возвращения Щеглова и, оставив поручику записку, отбыл на почтовую станцию. Василевскому казалось, что в Париже он задыхается. Как вернуть самоуважение и вновь стать самим собой? Ответ выглядел однозначным: нужно уехать от так оскорбившей его французской маркизы с синими глазами простой русской девушки. И тогда время вылечит… Время и расстояние.
Глава тридцать третья
Старые счёты
Время тянулось мучительно долго… Солнечные лучи падали в круглое чердачное оконце почти отвесно. Значит, сейчас чуть за полдень, и сидеть Франсуазе в своём тайнике ещё долго.
Условный стук в секретную панель испугал баронессу. Что могло случиться? Франсуаза приоткрыла щель и увидела в коридорчике доверенного лакея. Тот прошептал:
– Прошу прощения, мадам, но вас внизу дожидается та девушка – горничная Колет, которая обычно приходит сюда на заре.
– Так почему она пришла сейчас?
– Не могу знать, мадам! Колет сказала, что дело не терпит отлагательства.
Франсуаза выбралась из своего убежища и поспешила в гостиную. К счастью, никого из слуг, кроме доверенной горничной, в коридорах не было.
В гостиной на краешке дивана сидела хорошенькая курносая брюнетка. По мнению Франсуазы, гостья смахивала на болонку.
– Прошу прощения, мадам, – увидев хозяйку дома, воскликнула Колет, – но у маркизы случилось такое, что я сразу прибежала к вам!
– Вот как? – равнодушно промолвила Франсуаза. – Что же произошло?
– Ах, мадам, такой бедной девушке, как я, приходится в жизни несладко, боюсь, хозяйка догадается, что я вам сообщила о её тайне, тогда она меня убьёт…
Горничная скромно опустила глаза, но баронесса успела заметить жадный блеск, мелькнувший в её взгляде.
«Понятное дело, что хочет вытянуть из меня побольше, – догадалась Франсуаза, – эта дрянь с самого начала решила изрядно подзаработать».
