– Что за кавалерия? – спросил Алексей.
– Тоже охрана, будь она неладна, – ответил Ратушенко. – С Тернопольщины, корчат из себя крутых и незаменимых. Одно время пытались подмять под себя пару приисков, но им живо указали их место, больше не выступают. Выполняют, так сказать, патрульные функции. Могут нагайкой хлестнуть, если под руку попадешься. В принципе, их присутствие тут оправдано. Бензин коняги не потребляют, сена им хватает. Они могут пролезть там, где автотранспорт увязнет. Недавно мужика одного за ноги привязали и таскали по полю, потешались. Провинился чем-то, а хлопцам развлечение. Орал бедняга так, что на Волыни было слышно. До смерти затаскали. Он башку об пень разбил.
Автоматная очередь подбросила всех тунеядцев. Рассмеялся охранник, стрелявший в небо.
– За работу, бездельники! – фальцетом проорал Шлыпень. – Чего разлеглись, подъем!
Снова все пришло в движение, люди потянулись к лесу. Неохотно разбредались по рабочим местам вольнонаемные.
Снова гремела техника, визжали пилы. Дело продвигалось, просека расширялась, вгрызалась в лес. Экскаватор продолжал разбрасывать глыбы грунта, углублял будущий канал. Люди работали на автомате, отключив сознание.
– Поберегись! – иногда орали трактористы, и рабочие бросались врассыпную, чтобы не задавило волочащимися бревнами.
Падали деревья, бензопилы кромсали их на части, люди катили чурки с покатой горки. Топоры кромсали кустарники, летели ветки, щепки. Кто-то стонал, распорол запястье о сучок. Ерунда, ничего страшного.
– Еще двадцать метров на сегодня и столько же вширь! – надрывал глотку долговязый прораб. – Пока не закончите, спать не поедете! Все уяснили? Тогда за работу, ленивцы!
– Цели ясны, задачи поставлены, – пошучивал из последних сил Ратушенко. – За работу, товарищи, солнце еще высоко.
Работать после обеда было тяжелее, чем утром. Алексей чувствовал себя каким-то чахоточным быком, на котором весь день пахали поле. Движения людей замедлялись, понукания прораба становились истошнее. Мужики снова корчевали пни, валили деревья.
Порвался металлизированный трос, и рабочие едва успели отпрыгнуть. Один из них покатился с пригорка, а потом орал от боли, схватившись за ногу. Сучок порвал сапог, пропорол стопу. Это был молодой мужчина лет тридцати. Томился в застенках он, похоже, порядочно. Его щеки обросли густой щетиной.
Парень снял сапог, почти полностью порвавшийся по стопе. Лицо бедолаги исказилось. Кость он, возможно, не сломал, но кожу рассекло основательно, хлестала кровь. Боль сворачивала его в узел.
Подошли автоматчики, травившие анекдоты. Хоть какое-то развлечение в однообразном скучном мире.
– Ты что натворил, урод хренов?! – разорался Шлыпень, махая кулаками под носом парня, подпрыгивая от ярости. – Ты знаешь, сколько стоят новые сапоги?! На вас не напасешься, кретины! Саботажник хренов! Будешь работать в этих сапогах, новые не получишь, усвоил, падла? Живо вставай! Какие же вокруг меня дебилы!
Парень пытался что-то сказать, закашлялся, начал вставать и рухнул обратно на пятую точку. Охранник врезал ему прикладом по черепу. От удара с парня слетела шапка. Он повалился на спину, выплеснул струю рвоты, задыхался, давился. Охранник озадаченно его разглядывал.
К нему подошел напарник, почесал затылок и спросил:
– На хрен ты его вырубил?
– Не знаю. Не придумал ничего другого, – ответил любитель махать прикладами.
Они посмотрели друг на друга, заржали и вразвалочку отправились прочь.
Прораб смотрел им вслед с вытянутой от изумления физиономией, потом сглотнул и растерянно уставился на пострадавшего. Тому досталось дважды, непонятно, за что.
Он перевернулся на бок, чтобы не подавиться, приводил в порядок дыхание, со стоном привстал. Какой-то работяга помог ему подняться. На парне не было лица.
Прораб сбавил обороты, процедил что-то неласковое, сплюнул.
– Почему встали? – гаркнул он. – Работа кончилась? Всю ночь у меня будете пахать!
Бедный парень ковылял вглубь просеки. Товарищи по несчастью уводили его подальше с глаз начальства.
– Это журналист Лощанский, – сообщил Ратушенко, вытирая грязной пятерней вспотевшее лицо. – Писал для какого-то новостного издания, не помню названия. Газета не очень лояльная президенту, но большую крамолу не издавала, а то бы ее враз прикрыли. Претендовала на объективное освещение событий в стране и мире. Этот придурок приехал сюда, чтобы собрать разоблачительный материал про янтарную мафию. Прикинулся старателем. Так его быстро раскусили, по шее надавали и взашей выгнали. Он, дурак, снова сюда, только на другой прииск. Но здесь же не идиоты, вся информация, ориентировки, как у нормальной полиции. Снова поймали, по сусалам настучали и на дорогу выставили, пообещав, что в третий раз церемониться не будут. И что ты думаешь? Дури полная башка, да и разозлился малый. Он ночью полез со своей аппаратурой на охраняемую территорию, даже успел что-то снять, проинтервьюировать какого-то работягу. Поймали, избили и загнали сюда, трудиться на благо чужого дяди. В принципе, сам виноват. Его дважды предупреждали.
– Но разве в редакции не знают, где он? – осведомился Алексей. – Шум поднимут, докапываться начнут.
– Не поднимут, – отмахнулся Ратушенко. – И не начнут. Давно бы уже засуетились. Прижали хвост журналистам. Теперь они понимают, в какие дела можно соваться, а в какие не стоит. Человек без вести пропал, такое бывает. В жестокое время живем, повсюду террористы, враги государства. К тому же Лощанский работал на свой страх и риск, начальство не посвящал, куда поехал. Может, его в Донбассе прибили сепары или российские солдаты да зарыли где-нибудь? Алексей, сейчас элементарно просто избавиться от ненужного человека, надо лишь немного мозгами пошевелить. Ладно, давай работать, на нас уже посматривают.
До конца рабочего дня произошли еще два незначительных события.
Со стороны лагеря по раскисшей дороге подъехал джип. Пассажир покинул салон, осмотрелся с брезгливой миной. Господин Шаховский собственной персоной. Элегантный, в брутальном плаще и поблескивающих яловых сапогах. Видимо, специально надел по случаю слякотной погоды.
Засуетились охранники. Их бы воля – расстелили бы ковровую дорожку! Начальник поста кинулся докладывать, откозырял почти по-уставному, что-то зачастил.
Прораб тоже кинулся к боссу, начал что-то живописать. Он яростно жестикулировал, жаловался на нехватку всего на свете.
Шаховский выслушал подчиненных с поджатыми губами.
– А что вы хотите, пан прораб? Такие площади освоить – это вам не «Черный квадрат» нарисовать, – заявил он и отмахнулся, мол, сгинь.
Босс спустился с дороги в поле, направился к лесу, стараясь не ступать в грязь. Несколько минут стоял на краю участка, дымя черной сигариллой, наблюдал за работой. Он словно выискивал кого-то в гуще рабочих.
