Шлыпень надрывал горло. Дескать, работать, черти! Он украдкой косился на начальство – оценит ли рвение?
Алексей опустил топор, сделал секундную передышку и вдруг поймал на себе пристальный взгляд Шаховского. Он не был трусом, но ему стало реально не по себе. Заныло под лопаткой. Шаховский смотрел на него исподлобья, предвзято, с каким-то дальним прицелом.
«Может, он что-то узнал про меня? – подумал арестант. – Не в интересах Былинского и компании афишировать мою истинную личность. Но разве у бывшего офицера СБУ нет иных возможностей? Если он узнает, кто я такой, то сгноит заживо».
Возможно, это была обычная паранойя. Или же Шаховский что-то подозревал, но не имел доказательств. Он развернулся, двинул прочь, обходя грязь, забрался в машину.
Алексей покосился через плечо. Шаховский прилип к окну и с задумчивостью, не предвещающей ничего хорошего, разглядывал таинственного узника.
К концу рабочего дня, когда мужики с трудом переставляли ноги, нарисовался еще один джип, похожий на танк. Из него высадилась целая делегация в кожаных куртках. В ее центре находился полноватый коренастый субъект с расплывшимся лицом, но цепкими глазами. В нем за версту, по одним лишь флюидам, чувствовался хозяин.
Прораб и начальник охраны подбежали к нему даже быстрее, чем к Шаховскому. Он выслушал их, нахмурился, потом долго что-то говорил. Те подобострастно кивали и были отпущены небрежным движением руки.
Потом этот господин что-то внушал своим спутникам, показывал на лес, в котором кипела работа. Люди слушали, кивали, но подходить к трудягам никто из них не стал. Они потоптались на обочине, а когда хозяин забрался в машину, заспешили за ним.
– Самый главный из всех тутошних боссов, – пояснил Ратушенко. – Цапля, в миру Михась Цымбал, бывший бандит, лично прирезавший пару воров в законе. Нынче имеет разные предприятия. Но любимое его детище – это здесь. Продажа янтаря приносит колоссальный доход. У него частная армия, тьма адвокатских контор, свои люди во всех администрациях, силовых структурах. Не бог весть какого ума человек, но хваткой и жестокостью бог его не обидел.
– А почему Цапля-то? Вроде не похож.
– Лягушек на зоне жрал, когда отбывал первые ходки по молодости. Лично ловил и лопал с превеликим аппетитом. Хотели Французом наречь, но решили, что это чересчур благородное погоняло для такого чмыря.
В семь вечера, когда уже темнело, подошли грузовики. Обессилевшие люди взбирались на них, как на горные хребты. Охранники потешалась. Мол, поспешайте, граждане, транспорт ждать не будет.
Дикая усталость проникла во все клетки тела. Алексей плохо помнил, как карабкался в кузов, как его подпирали такие же люди со всех сторон, не давали упасть.
Машины тряслись по расквашенной дороге. Охранники зевали.
«Тут все продумано. Сбежать по дороге с работы невозможно. Не в том состоянии человек, чтобы справиться с автоматчиками и дать деру по раскисшей равнине. Завладеть автомобилем? Об этом можно помозговать, но только не сейчас», – раздумывал Корнилов.
Он боялся, что втянется, смирится, исполнится равнодушием к своей участи. Алексей чувствовал, что для этого имелись все основания. Прошел только первый день, но он уже не мог конструктивно работать головой. Потом, не сегодня.
Скрежетали ворота, машины въезжали на плац. Черные от усталости люди шли в сортир, в умывалку. Кто-то сразу брел в казарму, с трудом переставляя ноги.
У Гоняйло, не приспособленного к подобной жизни, заплетались ноги. Бледная физиономия напоминала иконописный лик. Пехтин поддерживал его, хотя и сам был не лучше. К кранам с холодной водой выстроилась очередь. Алексей постоял в ней, сполоснул лицо и немного ожил.
Пайка была слегка увеличена. Работяги получали больше серого хлеба, их миски наполнялись с горкой.
Алексей без аппетита глотал безвкусную бурду с прожилками чего-то мясного, тупо смотрел в пространство. Отказываться от еды было глупо. Нельзя оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня. Лица людей расплывались, превращались в однообразную серую массу вроде той, которую он с усилием заталкивал в рот.
«Хорошо, что кашей кормят, – подумал он не без юмора. – Ее жевать не надо».
Потом ноги поволокли его в медпункт. Охрана не возражала, хотя на каждого больного взирала с неприязнью. В лечебном учреждении скопилась очередь. Корнилов сидел на лавке, привалившись к стене, кружилась голова.
Из кабинета доносились жалобные стоны. Доктор принимал журналиста Лощанского. Вскоре тот вышел в коридор, весь аморфный, выжатый как тряпка. Какую-то помощь журналисту эскулап все-таки оказал. На больной ноге красовался драный шлепанец, ступня была обмотана бинтом.
«Сломали человека, – констатировал Алексей, провожая глазами согбенную фигуру. – А ведь в нем имелся когда-то стержень, раз он с таким упорством лез тигру в пасть».
Пациенты у доктора Карпенко не задерживались. Проковылял работяга не первой свежести, держась за распухшую челюсть. Потом на выход подался еще один. Голова обвязана, уплотнение на ухе. Медведь наступил? К сожалению, Корнилову было не до смеха.
Он поднялся и побрел в кабинет, держась за стенку. По помещению, отделанному кафелем, плавал запах спирта.
В кабинете находились двое – хорошо поддатый доктор Карпенко и необъятная моложавая дама в условно белом халате. Первый сидел на вращающемся стуле, вторая колдовала у шкафчика с медикаментами.
– Еще не все? – недовольно проворчал доктор. – Нет, Марья Григорьевна, давно пора принимать эту публику по записи. Итак, что у нас на очереди? – Доктор нацепил на нос очки в проволочной оправе, воззрился на посетителя и внезапно пропищал тонким голоском: – Знакомая личность. Посмотрите, голубушка, какой у нас герой. С чем пожаловали, уважаемый? Труд уже не лечит?
Доктор выглядел благодушным и не злым. Полнотелая мадам оторвалась от работы. Ее взгляд немного задержался на Алексее. Синяки и опухоли у него еще не прошли, но, видимо, профессиональное мастерство позволяло этой даме смотреть сквозь них.
– Здравствуйте, больной, – с улыбкой проговорил медик. – Что вы думаете о Боге?
– Здравствуйте, доктор, – прохрипел Алексей. – Бог – это то, о чем я думаю в последнюю очередь. Работы много.
– Но надо же иногда отвлекаться от праведных трудов, – наставительно изрек доктор. – Абстрагируйтесь, пофилософствуйте. Вот Марья Григорьевна, например. – Эскулап развернулся вместе с креслом на девяносто градусов. – Как она вам?
Дама была вполне привлекательной – сравнительно молодая, приятное лицо с курносым носом, густые волнистые волосы. Вопросы вызывали необъятные габариты, которые невозможно было представить рядом с собой в кровати. Впрочем, доктору Карпенко этот трюк, похоже, удавался.
– Мадам, вы очаровательны. Как из-под кисти Рафаэля, – выдал Алексей.
– Рубенса, – поправил его Карпенко.
