За сим последовала тряска в грузовиках по раскисшей дороге, которая с каждым днем становилась все менее пригодной для езды. Машины буксовали, с ревом выбирались из колдобин, забитых грязью.
Конец октября был ничем не примечательным. Температура плюсовая, несколько делений от ноля. Постоянно дул промозглый ветер, над головой плыли низкие тучи. Им не было ни конца, ни края.
– Пасмурно, как в Лондоне, – проворчал Бортник, поднимая воротник и кутаясь в рукава фуфайки.
– Ага, у нас тут все, как в Лондоне, – буркнул Ратушенко. – Смокинги из прачечной сейчас возьмем и пойдем на Трафальгар.
Мужиков ждала великая радость. Машины подвезли бензин и солярку!
– Ликуй, народ! Что-то не вижу на ваших лицах бури положительных эмоций! – издевался Шлыпень.
Людям было все едино. Ревела техника, кипела работа. Руки людей машинально делали свое дело, голова не думала. Взлетали топоры, визжали пилы на матерной ноте «ля».
Он чувствовал смрад, исходящий от него. Одежда и тело пропитались потом, грязью, въедливой гарью. О душе и смене белья оставалось лишь мечтать. Волосы слиплись, щетина густела с каждым днем.
«Скоро Хэллоуин, – подумал Корнилов. – Нам и рядиться в нежить не надо».
На месте выкорчеванного леса возникали бугры, борозды, трещины в земле, ямы с рваными краями. Все это покрывала жухлая трава, ветки деревьев и кустов, по которым идеально скользили подошвы сапог.
Ужас грянул внезапно. Взревел изношенный движок пожилого трактора, натянулся трос, обвитый вокруг очередного пня. Люди машинально схлынули. Но недостаточно далеко. Кто-то вскрикнул от страха.
Словно кнут щелкнул. Порвался до упора натянутый металлизированный трос. Рано или поздно это должно было случиться. Он хлестнул двоих. Сила удара была такова, что люди отлетели на несколько метров.
Остальные истошно закричали. Опомнился тракторист, задергал рычаги, гусеницы вспахали землю.
Рабочие бросились к пострадавшим и отшатнулись, потрясенные. Кого-то вырвало.
Один из бедолаг, мужчина средних лет, был жив. С него слетела шапка, обнажились седые волосы, прореженные плешью. Трос ударил дядьку в плечо, перебил кость. Из открытого перелома хлестала кровь, пропитывала фуфайку. Он стонал, глаза блуждали.
Второй был Гоняйло. Парень не успел увернуться.
В горле Алексея образовался ком. Он тупо смотрел на останки человека, который несколько секунд назад был жив, хотя и исполнен вселенской грусти. Трос хлестнул по голове, превратил левую часть лица и височную область в манную кашу с комочками, щедро политую клюквенным вареньем. Гоняйло умер мгновенно, когда осколки черепа вонзились в мозг, а хрящи и лицевые мышцы вылезли наружу. Пальцы рук еще подрагивали, но вскоре перестали.
Люди молча стояли вокруг него и смотрели. Пехтин опустился на колени, как-то недоверчиво потрогал тело напарника, поборол спазм в горле. Подошли охранники, взяли на изготовку автоматы.
Прибежал взбешенный прораб, стал в отчаянии махать руками.
– Кретины, дебилы! Как вы такое допустили, тупые животные?! Детский сад какой-то! Кто о вас должен думать? Я, что ли? А мне оно надо? Может, вам еще инженера по технике безопасности подвезти?
После такой вот содержательной речи конвоиры пинками отправили помрачневших лагерников работать.
Алексей тоже получил по бедру и стерпел. В его горле продолжал торчать ершистый ком.
Приблизился старший в команде оцепления, немногословный крепыш с самопальным шевроном на рукаве, стилизованной свастикой печально известного батальона. Он вник в ситуацию, что-то бросил своим парням. Те в свою очередь гавкнули на работяг, которые и оттащили покойника к дороге. Потом они вернулись, подняли мужика, шалеющего от боли, повели туда же.
Бедняга стремительно терял кровь. Ему даже шину никто не удосужился наложить.
Кто-то из рабочих хотел это сделать, но вертухай рявкнул на него:
– Отставить! Заняться нечем?
Подошла машина с закрытым кузовом. Охрана велела мужикам загрузить в нее обоих – и живого, и мертвого. Грузовик уехал, разбрызгивая грязь, и вернулся минут через двадцать. Водитель прижал его к обочине.
С кузова спрыгнули автоматчики и заспешили к навесу, под которым горел костер и что-то жарилось на решетке. Они смешались с сослуживцами, стали что-то бодро обсуждать. За это время они никак не могли довезти пострадавшего до медпункта. Где он?
Алексею все было ясно. В округе масса болот, озер. Неподалеку старый карьер. Ничто не мешает хозяевам прииска учинить где-то тут очередной Бабий Яр.
После ужина, пробуждающего рвотные рефлексы, произошел еще один инцидент. Обитатели барака отходили ко сну. Алексей развесил на спинке кровати перепачканную телогрейку. Нет возможности постирать, так хоть высохнет. Он пристроил за изголовьем носки, постиранные в холодной воде.
Сегодня состояние было терпимое. Организм, переживший побои, привыкал к нагрузкам. Бортник с Ратушенко лежали рядом, что-то вполголоса обсуждали. Алексей валялся на кровати, забросив руки за голову, плавал в полудреме.
Через проход уголовники резались в карты. Шашлык проиграл и сплюнул в расстроенных чувствах. Погребень оскалился, сложил колоду и врезал ею Шашлыку по носу. Тот отпрянул, схватился за физиономию, грязно ругался, путая русские и украинские слова. Погребень был доволен. Он подбоченился и сидел, как персонаж Евгения Леонова в «Джентльменах удачи», поджидающий сокамерников.
Мимо тащился невзрачный работяга с пресным лицом.
Погребень поманил его пальцем, сунул в руку пропотевшую майку и небрежно бросил:
– Постирай, чтобы к утру высохло.
Работяга растерянно уставился на скомканную тряпку в руке. Он как-то стушевался и поволокся дальше.
Алексей поморщился. Не любил он такого. Но шевелиться ему не хотелось.
Тут вдруг Погребень посмотрел в его сторону, отыскал взгляд. Неизвестно, что он прочел на лице Корнилова, но это ему не понравилось. Погребень насупился, подбоченился, как-то вдруг напрягся.
Отводить глаза было ниже его достоинства. Алексей не стал этого делать.
Грузная туша выбралась из кровати. Уголовник вразвалку шагал через проход, продолжая тасовать карты.
«Начинается, – подумал Алексей. – Заказ от большого начальства? Разведка боем? Это не первый взгляд, которым одарил меня сегодня Погребень. Смотрел на работе, потом в столовой, гадко так, неприятно».
Шашлык насторожился, завертел ушами, потом сообразил, куда ветер дует, потащился за своим боссом.
– Здоровеньки булы или как? – пробасил Погребень, подходя к кровати, на которой лежал Алексей.
– Или как, – ответил тот. – Проблемы, товарищ?
Уголовник пока терпел. Он скабрезно оскалился, блеснув фиксой. Сущая классика.
