– Ну-ну, – сказал Шаховский. – Интересный вы субъект, господин Корнилов. Что-то мне подсказывает, что мы с вами еще пересечемся. И отнюдь не за игрой в шахматы. Рад бы пожелать вам спокойной ночи. – Он глянул на часы, усмехнулся. – Но, к сожалению, через три минуты подъем. Начнется новый рабочий день. Вы держитесь, Корнилов. – Он с издевкой усмехнулся.
Знал бы этот субъект, что у странного заключенного нет никаких планов! Очертания побега не вырисовывались. Новый Шоушенк пану Шаховскому не грозил.
Мысли на сей счет у Алексея были, но отрывочные, завиральные. Если в бега, то только в одиночку. Можно покинуть ночью барак, обвести вокруг носа охрану, перемахнуть через забор. Что дальше?
На этом месте все рассыпалось. Об украинском Полесье Алексей знал очень мало. Да, это не горы. Равнины, реки, озера, на севере хвойные леса, до которых еще нужно добраться. Недалеко Белоруссия, где, несомненно, живут участливые сострадательные люди, но до нее десятки верст недружественной земли.
Он сбежит и перестанет быть работягой с янтарного прииска, сделается офицером российской военной разведки. В погоню за таким важным субъектом бросится едва ли не весь личный состав СБУ, армии и территориальных батальонов, включая откровенно криминальные.
Захватить транспорт? Отличная идея. Ладно, допустим, он это сделал. А дальше что? Ехать-то куда?
Или устроить акцию отчаяния? Помирать все равно придется, так не лучше ли с музыкой? Отобрать автомат у ближайшего охранника, положить хоть нескольких зверюг?
Но это на крайний случай. Чистое теоретизирование в редкие минуты покоя.
Алексей мрачно смотрел на пустую кровать Ратушенко, перехватывал унылые взгляды Бортника. Этот мужик теперь чувствовал себя неловко и неуютно.
На работе произошли кардинальные перемены. Мужики получили сачки – черенки как у лопат, стальной обруч на конце, вшитая капроновая сетка.
– Бережем как зеницу ока, – предупредил прораб. – Повредите, будете сами ремонтировать.
– Из зарплаты вычтут, – еле слышно пробормотал Бортник.
Сачки оказались тяжелыми, неудобными. Их изготавливали какие-то садисты, далекие от знаний эргономики и нормальных условий работы.
Каждый работяга получил еще и сумку с лямкой, чтобы вешать ее через плечо. Они подозрительно походили на противогазные, оставшиеся с благословенных советских времен.
Люди выстраивались в цепь, медленно брели по свежему болоту, зачерпывали сачками мутную слизь. Сетки с трудом извлекались из воды. Они были набиты ветками, травой, комками глины. От напряжения немели и отнимались руки.
Но мужики находили и янтарь. На него налипла грязь, но спутать эти кусочки с чем-то другим было невозможно. Остроугольные, нелепых очертаний, некоторые словно обломки кирпича, другие почти овальные или круглые. Средний размер – от одного до четырех сантиметров. Изъеденные трещинами, пятнами, словно картошка – глазками, другие – пористые, как губка, третьи – идеально гладкие. Желтые, коричневые, бордовые, почти черные.
Некоторые комочки янтаря были однотонные, другие с прожилками, будто минералы. Они переливались оттенками и даже в необработанном виде вызывали уважение.
В отдельных местах его было очень много. За один захват в сетку попадались несколько экземпляров. В других выуживалась лишь грязь.
Камни отправлялись в противогазные сумки, бренчали на боку.
– Держать шеренгу! – рычал за спинами людей прораб. – Вперед не вырываться, ждать других, не устраивать мне тут вселенский бардак! Лучше просеивать, тщательнее, я сказал! Халтурщики будут наказаны!
Он, видимо, предполагал пройти участок и в обратном направлении, а потом еще несколько раз туда-сюда. До тех пор, пока он совсем не оскудеет.
Алексей сжимал зубами боль, выуживал из сетки улов, отправлял в сумку, потом вытряхивал из сачка бесполезные дары болота.
«Ради нескольких десятков мешков этих вот клятых комочков загублено столько жизней, уничтожается природа, выжившие люди превращаются в анемичных зомби», – раздумывал он.
Неприятный субъект по фамилии Годзянский вдруг оступился и плюхнулся в воду вместе с сачком. Порвалась лямка у сумки, и все, что он добыл, посыпалось обратно в болото. Фальшивый мент скулил, ползал на коленях в мутной воде, собирал потерянное. Над душой у него висел рассвирепевший прораб, пинал беднягу в живот.
Такое веселье продолжалось несколько дней. Люди бродили по болотине и собирали янтарь. Охрана следила, чтобы арестанты не расслаблялись. Нерадивый работник мог получить прикладом по спине или пару горячих плеткой.
К окончанию рабочего дня мужики сдавали улов в палатку приемщика, стоявшую за обочиной. Там горел костер, витали ароматы копченого мяса. Лысоватый субъект с постной физиономией принимал у людей добычу, тут же взвешивал ее, ссыпал в мешки, что-то помечал карандашом в мятом журнале.
Продолжаться вечно такое не могло. Болото иссякало. Люди с каждым днем сдавали все меньше дорогущего солнечного камня.
Однажды Алексей подслушал разговор прораба по сотовому телефону. Из этой беседы явствовало, что снова назревают перемены, не сулящие арестантам ничего хорошего. Пятью верстами южнее в разреженном сосновом лесу специалисты обнаружили еще одну залежь. Местность сложная, до реки далеко, но кто спасует перед трудностями, когда на кону большой куш? Да и рабсила, в принципе, недорогая.
В штрафную штурмовую роту постоянно вливались новые силы. Люди прибывали каждый день, растерянные, еще не понявшие, куда их угораздило попасть. Охрана оттачивала на них умение владеть прикладами. Строптивых избивали до потери сознания.
Эта троица вертухаев уже пьянела от осознания своей безнаказанности. Периодически от них попахивало. Живые же люди, им надо расслабляться, сбрасывать стресс.
Как давно Алексей находился в этом лагере? Он пытался вспомнить, выстроить дни по порядку. Больше двух недель. Или трех?
Один из новеньких подсказал ему, что завтра седьмое ноября. Значит, вчера было пятое – День военного разведчика. Профессиональный праздник.
Пожар в бараке вспыхнул в эту же ночь, с шестого на седьмое ноября. Люди проснулись от запаха дыма. Он стелился по бараку, удушающий, смрадный. Кто-то не мог проснуться, намаялся за день. Уж лучше умереть, чем гробить драгоценное время, отпущенное на сон. Соседи сбрасывали их с кроватей, будили пинками.
Дым валил, как из трубы, трещало горящее дерево. В сумраке метались фигурки охранников. Вертухаи отчаянно вопили, пытались залить огонь. Но пожар расходился. Горели крыльцо, коридор, комната охраны. Легкие людей стремительно пропитывались ядом, огонь сжирал остатки кислорода.
Узники ринулись в дым, но эта затея оказалась неудачной. Прорваться к выходу было невозможно. Заключенные с большими глазами неслись обратно, прижимались к окнам. Те были зарешечены, но не могли остановить перепуганную толпу. Лопнуло стекло, рассыпались брызги, человеческая масса навалилась на решетку, выдавила ее вместе с догнивающим брусом.
