Подумал, что доползет, в лучшем случае, до своего порога, там и помрет. Дверь ерундовая, ее выбить раз плюнуть, но не сейчас, когда и на ноги подняться сил нет. И тут ворохнулась где-то на задворках сознания мысль о каком-то важном деле, срочном, его никак нельзя откладывать. Но что за дело, с чем связано или с кем, вспомнить не мог, хоть убейте. Настя помогла ему добраться до дивана, потом куда-то ушла. В замке два раза повернулся ключ, в подъезде раздались быстрые шаги. В комнату прокрался кот, запрыгнул в кресло, угнездился на подлокотнике и уставился на Илью.
— Привет, Баська, — сказал он, — рад видеть, у тебя все хорошо.
От измученного «экзорцистами» заморыша мало что осталось. Шерстка стала гуще, заблестела, рыже-полосатые бока округлились, взгляд стал уверенным и нагловатым. Только переднюю лапу кот все еще держал на весу, и когда ложился, та выгибалась причудливо и даже жутковато, точно паучья. Кот повел ушами, подобрался и прыгнул на диван. Промахнулся, не дотянул совсем немного и приземлился на ковер. Илья положил руку коту на спину, тот замер, потом улегся и заурчал. Накатила сонливость, глаза слипались, но Илья сопротивлялся, как мог. Не давало покоя чувство, будто должен сделать что-то важное, Илья злился, но поделать с собой ничего не мог. Голова отказывалась соображать, в черепушку точно ваты натолкали, да еще вдруг начался озноб. Илья забылся наконец, а очнулся от шума в коридоре. Кот вскочил, выгнул спину, потом потянулся, задрал хвост трубой.
Вошла Настя с бумажным пакетом в руках, принялась что-то выкладывать из него на стол. Ловко сломала ампулу, извлеченную из красно-белой коробочки, набрала содержимое в шприц, повернулась к Илье и скомандовала:
— Давай, поворачивайся.
— Что это? — он не шелохнулся, смотрел на шприц. Настя подошла к дивану:
— Снотворное, конечно. Сейчас вколю тебе слоновью дозу и ограблю. Или еще чего-нибудь придумаю. Это лекарство от головы, при сотрясениях помогает, мне в аптеке посоветовали.
Она сделала зверское лицо, Илья невольно усмехнулся и выполнил приказ. Укол оказался почти безболезненным, а через несколько минут вата из головы почти пропала. Озноб исчез, тошнота тоже. Илья смотрел, как Настя убирает лекарство и шприцы в пакет. Стало ощутимо легче, Илья рискнул и сел на край дивана.
— Ловко у тебя получается, — сказал он, — где научилась?
— На своем бывшем тренировалась, когда у него пневмония была. Но лучше бы он тогда сдох, — улыбнулась Настя. — Ты есть хочешь? У меня только овощи вареные и макароны. Ты что будешь?
Есть не особо хотелось, но Илья выбрал макароны. К ним полагался натертый сыр. Кот метался под ногами и озабоченно мявкал. Успокоился, получив свою порцию в белой миске, и принялся лопать желеобразную дрянь из пакетика. Настя налила себе чай с лимоном и села напротив Ильи.
— Жестоко, — сказал он, — ты с мужиками.
— Жизнь такая. — Настя поглядела на кота. Тот наелся и сыто облизывался, потом отошел к балконной двери и принялся умываться.
— Бросил тебя? — осторожно спросил Илья. Ожидал чего-то вроде «все мужики — козлы», но Настя лишь ухмыльнулась.
— Ага. Нашел себе безотказную девку с вот такими сиськами. — Она показала размер достоинств соперницы, получалось, что конкурентка обходила хозяйку квартиры по всем статьям.
— И теперь живет с ней в моей квартире. Круто, да?
«Ничего себе», — Илья сделал вид, что рассматривает магниты, облепившие дверцу холодильника. «Полмира обскакала», — пришли на память слова соседки, и, судя по количеству магнитов и надписям на них, так все и было. Не полмира, но всю Европу точно, и не по одному разу.
— Поженились, купили квартиру на мои деньги, вместе с кредитом хватило на новую. Сделали ремонт, и через неделю я застала их в своей постели и подала на развод. — Настя пригубила чай и вдруг скривилась, как от кислятины. Выплеснула содержимое в мойку и принялась мыть чашку. Илья украдкой следил за девушкой, приканчивая макароны. Тарелка наполовину опустела, и только сейчас он почувствовал, как хочется есть. Но просить добавку было неудобно. — Муж готовился, нанял хорошего адвоката, — говорила Настя, перекрывая шум воды, — и они отсудили у меня половину жилья. Мне пришлось вернуться в эту халупу, и ее я продать не могу, потому что она в залоге у банка, пока я тот кредит не отдам. Я тут как в тюрьме, сам видишь.
— А ребенок? — Илья прикусил язык. Не стыковались две истории, одна в исполнении Федоровны и эта, рассказанная Настей. Вопрос вырвался случайно, звучал хамски и даже нагло. Девушка обернулась, пристально глянула на Илью. — Ты же в положении была, — тот почувствовал, как краснеет. Ситуация была глупее некуда, он выглядел полным идиотом и уже хотел подняться и уйти, когда Настя отвела взгляд и занялась посудой.
— Ага, было дело. Я даже рожать собиралась, для себя, как говорится, — спокойно отозвалась девушка, — но после суда выкидыш случился на нервной почве. Не знаю, кто и какие глупости про меня наплел, но аборт я не делала, все произошло само собой.
Она села напротив, бросила на стол зеленое полотенце. Кот потянулся, шмыгнул под стол и принялся тереться о ноги Ильи. Тот аккуратно отпихнул кота подальше, Настя взяла зверя на руки. Он недовольно помахивал хвостом и присматривался к остаткам макарон.
— Вижу, тебе уже все рассказали, — Настя поглядела Илье в глаза, — и обрисовали меня в лучшем виде. А про Гущиных ты в курсе?
— Про кого? — не понял Илья.
— В сорок второй семья жила с тех времен, как дом построили. — Настя поглаживала кота по спине, и тот постепенно успокоился, довольно заурчал, не забывая следить за макаронами. — Муж с женой и двое сыновей, погодки. Родители — врачи оба, хирурги, в нашей больнице работали. Обычная семья. Ты их не помнишь?
Насчет помнишь — это она в точку. И без того постоянно крутится в голове мысль, будто забыл что-то важное, куда-то опоздал или вот-вот опоздает, но куда, зачем — черт его знает. Виски снова сдавил спазм, Илья опустил голову и прикрыл глаза. Стало малость полегче, и он вдруг вспомнил этих Гущиных. Знал их еще мальчишкой — высокого важного мужчину, всегда в костюме и при галстуке, и хрупкую маленькую женщину, его супругу. Лечили они всех, никогда никому не отказывали в просьбе посмотреть приболевшего человека или даже пса. Или кошку, всем помогали облегчить боль.
— Сначала муж ее умер от инфаркта, потом старший сын, она сталась с младшим, Женькой. А тот сошел с ума, у него оказалась шизофрения. Он гулять с топором ходил, на людей кидался, потом потоп устроил, тут всех залило с четвертого по первый этаж. Потом Женьку в психушку забрали, а его мать осталась одна, а через год пропала. Потом эти появились.
Настин голос дрогнул, Илья посмотрел ей в лицо, но девушка была спокойна той отрешенностью, когда человек для себя все решил. Или осознал, что попал в ловушку, и выхода нет, и впереди ничего, кроме боли.
— Да продала квартиру Яковлевым и уехала, — сказал Илья, — обычное дело.
