— Там — второй, — прошептал одними губами.
Будет с кем пообщаться на предмет случившегося здесь двумя часами ранее. Труп пожилой женщины, вокруг которого кровавыми каплями разбрызгались гранатовые бусины порванного браслета, не вносил в этот вопрос ясности.
Зато картина, открывшаяся в первой же комнате, куда Фредерик вошел, держа наготове парализующее заклинание, сразу же объяснила, чем занимались в доме подручные Эллы. Мебель выпотрошена, ковры подняты, половицы, очевидно, простукивали и, обнаружив пустоту, срывали. Тому, кто решит жить здесь после, придется потратиться на ремонт и новую обстановку.
— Что там…
Второй недомаг облегчил эмпату задачу, подав голос, и заготовленное плетение молнией устремилось к нему. Фредерик и Блэйн синхронно обернулись к стене, за которой слышали звук падающего тела.
— Расслабьтесь, господин повар, — уже не таясь, сказал мэтр Валье. — Больше тут никого нет.
— Совсем? — со значением переспросил контрразведчик.
— Еще нет. Этот, — маг кивнул на дверь в соседнюю комнату, — жив. Пойдемте побеседуем.
Видимо, обездвиживающее плетение частично разбилось о какой-то амулет, и человек не лежал пластом, а корчился на полу, выгибаясь от судорог и вытягивая вверх руки со скрюченными пальцами. Глаза его часто моргали, а из перекошенного рта стекала на подбородок слюна, и вырывалось сдавленное сипение.
— У нас около трех минут, — прикинул Фредерик. — Помогайте, Блэйн.
Эмпат не видел в извивающемся у его ног мужчине серьезного противника, но даже слабенький одаренный способен подкинуть неприятный сюрприз, поэтому нелишне избавить его от вещей, которые могли бы служить «жезлом»: снять толстое медное кольцо, браслет, цепочку с круглым медальоном и ремень с массивной бляхой, отшвырнуть в сторону часы и оторвать металлические пуговицы. Лучше было бы совсем раздеть, но это потребовало бы больше времени.
Закончив, Фредерик поднял стул, опрокинутый агентом Мейлан при падении, и, перевернув ножками вверх, придавил им недомага так, что спинка уперлась тому под кадык. Только затем нейтрализовал остатки истончившегося заклинания.
— …тварь… — прошипел на выдохе освободившийся от чар человек.
Мэтр Валье равнодушно кивнул:
— Все мы твари.
Надавил на стул, и пленник хрипло закашлялся.
Он не был похож на открывшего дверь громилу. Лет пятьдесят на вид, тонкое интеллигентное лицо, нос с горбинкой, седина на висках, бородка клинышком — так выглядят лицейские наставники и продавцы книг. Так выглядят мошенники, стучащие в двери к одиноким вдовам.
— Рассказывай, — приказал эмпат, чуть ослабив давление. — Кто тебя послал? Зачем?
— Пшел ты…
Фредерик без предварительных угроз выстрелил. Две пули. Оба колена.
Даже не будь револьвер зачарован, вой пленника перекрыл бы выстрелы. Но вой — это мелочи, из-за воя соседи не побегут за полицией — мало ли кто и почему орет?
— На нем блоки, — пояснил маг недовольно скривившемуся Блэйну. — Видимо, клялся кровью, как и вы, так что пока ничего сказать не может. А боль и кровопускание ослабляют защиту, и теперь я… — он навис над раненым, снова надавив на стул, и вой перешел в хрипение, — да, теперь я сниму ограничители.
Блоки устанавливала не Элла — слишком простые. Значит, перед ним не ее подручный, а подручный подручного. Шансы на то, что расскажет что-то стоящее, невелики, но и их упускать нельзя.
— Готово, — отчитался эмпат то ли перед притихшим, теперь лишь судорожно глотающим воздух пленником, то ли перед ждущим в стороне контрразведчиком. — Продолжим разговор?
— Боль и кровь снимают запреты? — спросил вдруг «повар».
Фредерик с интересом обернулся к нему.
— Хотите попробовать?
— Нет, я… не о себе…
Блэйн не закончил, но эмпат догадался, о ком он и о чем.
Волнуется о девушке? Пусть волнуется: сам виноват.
— Продолжим, — вернулся к допросу маг.
Эби не помнила, что случилось.
С утра она шила — устала бездельничать и решила закончить с платьями, которые еще Барбара купила. Сидела в гостиной, лицом к окну, чтобы свет на работу падал. В дверь кто-то постучал, и Лотта пошла открывать. Эби слышала, как она протопала мимо, но даже не обернулась. А потом в спину ударило что-то горячее, словно расплавленным воском плеснули между лопаток, в глазах потемнело, и… Наверное, она потеряла сознание.
Очнулась на холодном дощатом полу в комнатушке без мебели, с серыми каменными стенами и единственным узким окошком под потолком, через которое в помещение проникал свет, застонала было, но тут же прикусила губу и зажмурилась, услыхав за дверью шаги и голоса.
Лязгнула металлическая щеколда, и кто-то вошел. Остановился рядом, пнул в бок острым носком туфли, и Эби непроизвольно вскрикнула.
— Вставай, — приказал ей незнакомый женский голос. — Хватит разлеживаться.
— Зачем же так грубо? — прозвучал рядом другой, мужской. — Дай нашей гостье освоиться.
Эби открыла глаза и увидела прямо перед собой колышущийся подол темного платья. Подумала, что если негостеприимная хозяйка снова ее пнет, удар на этот раз придется в лицо. Лучше подняться.
Голова кружилась, упершиеся в пол руки дрожали, так что встать на ноги девушка и не пыталась. Села, обняв себя за плечи, подняла взгляд на своих похитителей и вздрогнула: в сумраке, а может, в глазах еще рябило, показалось, что у них нет лиц. Хотя нет, не показалось. Белые пятна дрожали и расплывались над кружевным воротником женского платья и строгим черным сюртуком.
Эбигейл сглотнула ставшую тягучей и горькой слюну. Уж сколько с ней всего разного приключилось, но такого еще не было…
— Ты всерьез считаешь, что ей что-то известно? — спросило пятно-мужчина.
— Не зря же ее так запечатали? — Женщина протянула руку и коснулась головы Эби. Запустила пальцы в волосы — точно огромный паук влез на макушку и засучил лапками. — Фредди-Фредди, — пробормотала себе под нос, если он у нее был под молочной завесой, — что же ты спрятал в этой хорошенькой головке?
Эби усмехнулась, невзирая на страх, ледяной струйкой стекающий по спине: хорошенькой ее называли нечасто. Видно, со зрением у этих пятнолицых не очень…
— Тебе смешно? — зло прошипела женщина.
Паук растопырил лапы и стиснул голову так, что череп, казалось, затрещал.
Снова расплавленный воск, но теперь уже — прямо в горло, перекрывая путь воздуху и зародившемуся в груди воплю.
Снова темнота перед глазами.
Падение на холодный пол и мужской голос издалека все с тем же упреком:
— Зачем так грубо?
— Зачем? — недоуменно спросил Блэйн.
