— Мне она не нужна. Я следил за своим костюмом. Это легко: я не потею, и вещи не сильно пачкаются. А от пыли чистил.
— Все равно постирать не мешало бы.
— Да, — признал, осмотрев себя, механический человек. — Попрошу другой костюм. Этот еще и рваный. — Он поднял руку — и стало видно дыру, точнее, разрез на правом боку. — Ты сможешь зашить?
— Конечно.
— Не одежду. Под одеждой зашить.
Не дожидаясь ответа, он начал расстегивать пиджак. Пуговицы поддавались медленно, пальцы у механического человека были неловкие. Эби вспомнила, как неуклюже он брал мелкие предметы, когда она учила его простой домашней работе, и как бил порой чашки.
— Давай я.
Джек не был живым, не был мужчиной, и она не чувствовала стыда, помогая ему избавиться сначала от пиджака, а затем от рубашки. Хотя и было в этом что-то неправильное. Как и в гладком рельефном торсе, сделанном мэтром Дорианом по горячо любимым им стандартам. Мускулатура — накладки под кожей, чтобы сохранить пропорции человеческого тела. Даже пупок… Непонятно зачем. Глубокие складки-впадинки очерчивали места соединения туловища с шеей и руками, а на груди четко выделялся прямоугольник, чуть шире ладони Эбигейл. Девушка осторожно провела пальцем вдоль зазоров.
— Это открывается?
— Да, — ответил искусственный голос.
— Там… все?
— Нет. Доступ к механизмам с другой стороны. Если снять крышку на спине, можно отсоединить крепления головы и конечностей. А здесь — только источник энергии и кристаллическая матрица памяти. Показать?
Эби передернуло от этого предложения, и она быстро-быстро замотала головой:
— Нет, не надо.
— Я хотел открыть тебе свое сердце, — сказал Джек.
Это могло быть шуткой, несмешной и недоброй, если бы только он умел шутить.
— Стой и не шевелись, — велела Эбигейл. — Я зашью дыру.
Она порылась в коробке, что принесла ей Барбара, выбрала подходящую иглу и нашла нитку нужного цвета. Шов все равно будет заметен, но если делать аккуратные маленькие стежки, сразу в глаза не бросится. Хотя кто станет разглядывать Джека без одежды?
— Где ты порезался? — спросила девушка, постепенно стягивая края распоротой кожи.
— В Освине. Какой-то мужчина проткнул меня ножом. Я ничего ему не сделал, а он…
— Хотел убить тебя. — Пальцы с иголкой задрожали. — Здесь печень. У людей… У обычных людей.
— Значит, если бы я был живой, я бы умер. Смешно.
— Нет.
— Смешно, — повторил уверенно механический человек.
Эби промолчала. Ей больше нравилось, когда он не пытался проявить остроумие.
Девушка закончила работу и по привычке откусила нитку зубами, лишь в последний миг спохватившись, что шила не какую-то там прохудившуюся рубаху. Губы коснулись натянутой на стальные ребра кожи, и если бы Джек был живым… Но он не был. Не смешно и не грустно — как есть.
Рубашку и пиджак она тоже зашила. Только с Джеком уже не заговаривала. Помогла ему одеться и проводила до двери.
— Ты ведь придешь завтра?
Он мог бы вообще не уходить — стоял бы всю ночь в уголочке, но так неуютно вдруг стало в его присутствии: казалось, будто он смотрит на нее непрестанно…
— И завтра тоже, — ответил непонятно механический человек. — Доброй ночи.
Хорошо, что доктор выписал Эби капли, от которых проходила и мигрень, и тяжесть в груди, и, как оказалось, всякие несуразные мысли, а глаза слипались, стоило только прильнуть к подушке.
Долгие годы Адалинда вынашивала простую мечту: хоть один день проспать до полудня. Такое в ее жизни если и было, то только в раннем детстве, память о котором давным-давно стерлась. Затем интернат с его строгим распорядком, работа, на которую никак нельзя опаздывать, задания ВРО — постоянно настороже, даже во сне. Но и тогда, когда дело не требовало раннего подъема, привычка брала свое и магиня вскакивала с постели ни свет ни заря, и как ни старалась — уже не могла сомкнуть глаз.
Сегодня это было кстати.
Накануне она увлеклась, изучая переданные Фредериком бумаги, и не успела продумать свой новый ход. Теперь, попивая поданный сонным портье кофе, можно еще раз сопоставить факты и определиться, кому нанести следующий визит. Рискованно, но, сидя в гостиничном номере, правды не узнаешь. Значит, нужно навестить свидетелей и возможных подозреваемых.
Список присутствовавших на званом ужине в доме Дориана лежал перед ней на столе. Два имени Адалинда подчеркнула, определив их первостепенную важность… Найлс или Кит? Кит или Найлс?
С Ранбаунгом было просто. Давний друг Дориана вряд ли мог быть прямо причастен к его смерти. Да, хитер и изворотлив. Да, блюдет в первую очередь собственные интересы. Но вместе с тем осторожен, чтобы не сказать — трусоват. Убийство для него — это слишком. Одно упоминание о ВРО провоцирует на предупредительную откровенность. В принципе, поведение обычное и, можно сказать, правильное для любого мага. Но если мэтр Алистер в своем стремлении снять с себя ненужные подозрения и избавиться от наглой агентессы без мандата был достаточно разговорчив, Найлс и Кит могут и имеют полное право отмалчиваться, не получив официального подтверждения ее полномочий. Значит, следовало продумать иную тактику.
Принудить к разговору силой? Использовать склоняющие к откровенности химические препараты? Если бы речь шла о людях без дара, Адалинда легко нашла бы решение. Но ей предстояло пообщаться с магами.
— Пусть будет Найлс, — определилась она.
Закери Кит — некромант-импер, причем владелец фамильяра на уровень выше Роксэн, и справиться с ним в случае внезапных осложнений будет труднее, чем со специалистом по бытовой и вспомогательной магии, коим был Герберт Найлс. Хотя и от того можно ждать любых сюрпризов: специализация — это только специализация, она никак не ограничивает область применения дара, и ничто не мешает скромному бытовику изучить парочку боевых плетений.
Согласно данным удаленной слежки, Ранбаунг после их разговора не кинулся сообщать о нем кому-либо, что также могло служить доказательством невиновности и лояльности толстяка. Ни с кем из списка за минувший день он не пересекался, разве что виделся мельком в Академии. Мгновенным письмом не пользовался — с навыками, полученными во ВРО, Адалинда перехватила сигнал с устройства мэтра Алистера еще в первый день, и хотя установить адресата без специального оборудования не получалось, можно было быть уверенной в том, что маг никому не писал. Если только не на бумаге и не передал тайком с посыльным, но это для человека, привыкшего к удобному средству связи, создает лишнюю суету.
Магиня не слишком долго обдумывала возможные варианты: все равно от всех неожиданностей не застрахуешься. К тому же, даже если Ранбаунг каким-то образом рассказал о ней тому же Найлсу, например, ей бояться нечего. Ведь к мэтру Герберту пойдет не попечительница «Салджвортских фиалок» и не сотрудница внутренней разведки, а совсем другая дама. А может быть, и не дама вовсе: Адалинда чувствовала себя достаточно восстановившейся для того, чтобы попробовать смоделировать облик.
