За завтраком девушка решилась поинтересоваться у мага, что ждет ее дальше, ведь впереди зима и ей не хотелось бы в холода остаться на улице, но хозяин тут же перевел разговор в иное русло. Господина Ранбаунга интересовал исключительно Джек. Ему было любопытно, отчего механический человек проявлял такую заботу о ней, и простое объяснение, что тот лишь отвечает добром на добро, он не принимал.
Эбигейл рассказала, как занималась по указанию мэтра Дориана с его созданием. Как гуляла с ним в саду, как объясняла понятные обычным людям вещи, показывала, как расставлять посуду и прислуживать за столом. Об Эйдене упомянула, что тот учил искусственного человека читать, и какие-то разговоры пересказала — какие не стыдно было повторить. Магу этого оказалось недостаточно.
После завтрака он велел Эби прийти в его лабораторию, которая, по мнению девушки, была и не лаборатория вовсе, а название одно, если сравнивать с рабочим помещением в доме мэтра Дориана. Обычная комната, только стены и пол выложены белой глазурованной плиткой, а шкафы вдоль стен и два широких стола — металлические. Ни светящихся шаров под потолком, ни разноцветных жидкостей в пузатых колбах, ни запаха масла и керосина. И никаких механизмов, если не считать сидящего на одном из столов Джека.
За вторым столом устроился сам маг. Поставил перед собой письменный прибор, разложил какие-то стеклышки и, посмотрев сначала на механического человека, а затем на остановившуюся в дверях Эби, приказал:
— Общайтесь.
— Как? — растерялась девушка.
— Как обычно. — Толстяк поглядел на нее сквозь толстую круглую линзу. — А я понаблюдаю пока.
Эби не на шутку смутилась, а Джек спрыгнул на пол — плитка хрустнула под весом искусственного тела — и всем корпусом развернулся к магу.
— Знаете, мэтр, — заговорил он обычным своим бесстрастным голосом, но сейчас в нем слышались новые, будто бы насмешливые нотки, — невежливо с вашей стороны предлагать подобное. Хотя бы за ширму спрятались и оттуда подглядывали.
Эби думала, что мэтр Алистер рассердится на него за эти слова, но тот усмехнулся и довольно потер пухлые ладони.
— Боюсь, за ширмой мне будет некомфортно. Но если вас смущает мое присутствие, удаляюсь.
Он поднялся из-за стола и направился к выходу. Но перед тем подвигал свои стекляшки, а одну спрятал в карман.
Уход мага не избавил Эби от неловкости. Девушка по-прежнему не знала, что ей делать наедине с механическим человеком и о чем говорить. Джек пугал ее. Не так, как вначале, когда ее страшили его внешность и отсутствие всяческих чувств. Теперь чувств в нем как искусственном творении было даже больше, чем нужно, и именно это тревожило. Неспокойно было от ощущения, что он думает о чем-то, когда смотрит на нее. И когда не смотрит — тоже. И вообще думает — странно это.
Когда-то Эби мечтала, чтобы Джек был хотя бы немножечко живым, а сейчас, обнаружив в нем подобие жизни, захотела, чтобы все стало как раньше. Тогда она снова могла бы говорить с ним обо всем на свете, не боясь быть непонятой…
— Сегодня хорошая погода, — первым сказал Джек, указав на окно.
Эби хотела согласиться, погода и впрямь была чудесной, небо — ясным, а солнце светило совсем по-летнему, но механический человек резко отвернулся от окна и шагнул к ней.
— Разговоры принято начинать с погоды. — Слабо подкрашенные губы приоткрывались совершенно не в такт словам. — Потом справляться о здоровье. Как твое здоровье?
— Спасибо, хорошо, — непроизвольно отступив от него, проговорила Эби.
— Как тебе спалось?
Наверное, по правилам полагалось интересоваться и этим, и девушка ответила, что тоже хорошо.
— А тебе?
— Я не сплю, — проговорил раздельно механический человек. — Теперь.
— А раньше спал?
Он замер, словно задумался — по искусственному, обтянутому выделанной кожей лицу и стеклянным глазам не понять о чем, а потом произнес медленно:
— Раньше я отключался. Это немножко похоже на сон. Или на смерть.
О таком Эби тем более говорить не хотела и быстро сменила тему:
— Ты еще не просил у мэтра Алистера новую одежду?
Джек покачал головой.
— Хочешь, я сама его попрошу?
— Зачем?
— Я же объясняла вчера: твой костюм нужно постирать.
Он склонил набок голову, и что-то в этом движении показалось Эби знакомым и одновременно неправильным.
— Ты думаешь, в чистом костюме мне будет лучше?
— Конечно, — начала девушка и осеклась. Подумалось, что Джек спросил совсем не о том, будет ли он лучше выглядеть в новой одежде.
— Не будет, — сам себе ответил механический человек.
Снова стало страшно и тревожно, но Эбигейл, пересилив себя, приблизилась к нему и заглянула в неподвижные, неестественно блестящие глаза:
— Ты чем-то расстроен?
Она рада была бы, если бы он не понял вопроса и промолчал. Но Джек ответил:
— Нет. Я… зол.
— Почему?
Твердый палец коснулся ее щеки и провел волнистую линию до подбородка.
— Чувствуешь?
— Да, — прошептала Эби.
— А я — нет.
Подсматривать и подслушивать господину Ранбаунгу было без надобности. Любопытно, конечно, о чем могут говорить механический человек и вполне себе живая девушка, но любопытство — это пустое, отвлеченное. Куда интереснее, как отреагирует на разговор искусственный разум. Изменится ли структура внутренних связей, проявится ли то, что мэтр Алистер для себя назвал эмоциональной составляющей базового заклинания — тонкая ниточка, которой, по всему, не было места в изначальной канве. Она сплелась уже позже, сама, проросла из тысячи других канальцев, ответственных за память, знания и восприятие. Рассчитывал ли Дориан на такое? Или, как и тысячу раз до этого, случайная удача вновь подыграла ему?
Впрочем, с учетом случившегося с Лленасом трудно назвать его удачливым…
Закрывшись в кабинете, мэтр Алистер достал из кармана и установил в рамку-проектор линзу. Активировал связующее все элементы считывающего устройства плетение. На столе перед магом вспыхнула картинка: отсвечивающие всеми цветами радуги змеи сплелись в тугой клубок — так он видел заклинание, давшее Джеку жизнь и, да простит Творец такие мысли, душу. И чем дольше Ранбаунг смотрел на этот клубок, тем сильнее убеждался, что никогда не сумеет ни распутать его, ни тем более воссоздать.
Он придвинул к себе стопку чистых листов и взял из ящика стола остро заточенный карандаш. Через минуту наблюдений грифель зашуршал по бумаге, срисовывая одну за другой схемы, которые после еще несколько часов придется разбирать.
Вот простейшее мышление, обеспечивающее первую мгновенную реакцию, что совсем нелишне в отсутствие рефлексов на уровне физиологии.
