— Скажите еще, что совершенно случайно, — вмешался в разговор Джек, до этого момента не удостоивший Фредерика и словом. Искусственный голос, казалось бы ровный, лишенный эмоций, на самом деле переполнен был скрытыми интонациями, до страшного настоящими.
— Не скажу, — спокойно ответил эмпат. — Адалинда, как и я, участвует в расследовании убийства Дориана Лленаса, Эйдена Мерита, а теперь и Алистера Ранбаунга, который был нашим главным свидетелем. Естественно, она приехала к нему не случайно. Но вовремя, согласитесь.
Правда — как и о фамильярах. Та правда, что не навредит им с Эдди ни при каких обстоятельствах, но поможет пробиться сквозь заслон подозрений и предубеждений.
Доверие — третий рычаг.
— Возвращайтесь в комнату, — предложил он дружелюбно. — Я приготовлю чай, найду посуду, и, если у вас останется такое желание, продолжим разговор.
Все можно было сделать быстрее. Грубее, но намного быстрее. С девушкой.
Как быть с ее механическим другом, Валье не знал, а потому не спешил.
Зато со лжеповаром, судя по доносившимся из ванной комнаты звукам, недавно очнувшимся, можно было не церемониться.
Приходил в себя Скопа долго.
В первый раз открыв глаза, не выдержал и минуты: тупая боль билась в виски, члены сводило судорогой, а внутренности скрутило в один тугой узел…
Во второй раз было уже полегче. К боли добавились новые ощущения: холод пола под щекой, зуд в руках, на счастье, не связанных, мерзкий запах… но об этом контрразведчик приказал себе не думать. Лучше уж о сволочной бабе, милостью которой он тут очутился. О том, как доберется до нее, с каким наслаждением сдавит хлипкую шейку… Неспроста маги из ВРО предупреждали держаться от нее подальше. Но кто их слушает?
Скопа не послушал.
Нужно было проследить незаметно, доложить Сидде. Но вдруг снова ушла бы? Как пить дать ушла бы — с девчонкой, с чучелом этим механическим…
С чучелом странно вышло. Получалось, оно и есть таинственный дружок Эбигейл Гроу? Как по дому за ней таскался, так и до сих пор таскается. Тогда понятно, отчего лицо прятал. Но все остальное — еще непонятнее.
Голова раскалывалась, думать не получалось…
Только об Адалинде Келлар. О том, как прижмет тварь и поговорит с нею по-свойски.
Обычно Скопа мараться не любил, в допросах старался непосредственного участия не принимать, но для этой дамочки сделает исключение. Рассчитается. За все, как говорят, хорошее.
От таких мыслей ему вскоре полегчало. Даже на ноги кое-как поднялся впотьмах. По свету, пробивавшемуся в тонкую щелку, нашел дверь…
И опять лег.
Мутило жутко. Привкус во рту появился кислый.
Глаза закрывал, и темнота вспыхивала тут же яркими искорками, расплывавшимися после мутными пятнами.
Трясло всего, как от холода, а по спине пот струился…
Ничего. И не из таких передряг выбирался. Руки-ноги целы, а штаны постирать недолго.
Вот полежит немного, с силами соберется, дверь вышибет.
Поднялся.
Прислушался.
В голове шумело, но сквозь этот шум долетали все же негромкие голоса. Женские? Мужские?
Шаги… Не к нему — мимо.
О нем забыли как будто. Решили, что окочурился уже? Поторопились — живой.
Живой и выберется скоро, пусть только утихнет в доме все, пусть свет погасят…
Дверь распахнулась резко и неожиданно, без предупредительного звука шагов, без щелчка засова, и свет резанул по глазам.
— С пробуждением.
Выросший в проеме темный силуэт, поначалу казавшийся сотканным из тумана, обрел четкость и превратился в блондинистого щеголя в черном костюме. Навощенные усики, улыбочка глумливая.
Не тратя времени на раздумья, Скопа бросился вперед, на незнакомца. Ударить кулаком в живот, когда согнется пополам — в челюсть, оттолкнуть в сторону, и…
Свет на мгновение сделался ярче. Мелькнула перед глазами рука, белоснежная манжета, запонка с черным шестиугольным камнем, и пальцы чужака клешней сомкнулись на шее.
— Куда это вы так торопитесь, господин повар?
Сдавил сильнее, притянул к себе, лицом к лицу.
Скопа дернулся, захрипел, но взгляда отвести не смог. Смотрел в глаза блондина, темнеющие и наливающиеся кровью, как в черную пропасть, на дне которой притаились ужаснейшие из кошмаров…
— Кто такой? — спросил незнакомец, слегка ослабив хватку.
Губы его едва шевелились, но голос, невыносимо громкий, звучал прямо в голове, эхом ударяясь в виски.
— Кто ты такой?
Тонкая темная струйка стекла из его носа, по усам, по губе. Прячущиеся в бездне глаз чудовища заворочались и угрожающе зарычали:
— Кто?
Страх расползся по телу, которое еще не успела покинуть боль. Скопа открыл рот, но вместо крика с языка рвались короткие отрывистые слова:
— Контрразведка Линкарры, Салджвортское управление…
…И дальше — звание, возраст, имя, которое, он сам думал, забыл уже давно…
— Контрразведка. — Блондин достал из нагрудного кармана платок, стер с усов и со рта кровь. Скопа не сразу понял, что он его уже не держит. — На кой нам еще и контрразведка? Ладно, утром разберемся.
Белая манжета. Запонка с черным камнем. Удар. Боль в затылке. Темнота.
Когда заходит речь о ментальной магии, в первую очередь вспоминают телепатов. Для большинства людей, особенно тех, кто сам не обладает даром и далек от науки, именно телепаты, способные кому угодно забраться в голову, чтобы прочесть мысли или внушить новые, кажутся едва ли не сильнейшими из магов. Мало кто задумывается о том, насколько нелегко отыскать в ворохе чужих мыслей ту самую, нужную, и практически нереально заставить человека принять чужую волю. Да, если ему нечего противопоставить менталисту, как то собственная сила или защитные амулеты, сразу он подчинится, но после непременно задумается, отчего он решил вдруг сделать то, чего не собирался, или заговорил о том, о чем старался молчать.
Эмпаты действуют тоньше. Изящнее. Бывают, конечно, случаи, когда жаль тратить время и результат нужен немедленно, или требуется демонстрация устрашающей силы, — тогда они врываются в чужое сознание грубо и решительно, на короткий миг полностью подчиняя жертву себе. Но чаще все происходит иначе. Эмпат не читает мыслей, не внушает желаний: он чувствует и корректирует эмоции, легко и ненавязчиво подводя человека к нужным решениям. Полчаса-час кропотливой работы — и вот уже твой собеседник расслабился и утратил осторожность. Он готов делиться сокровенным, сам, без настойчивого внушения, приходит к правильным действиям. Его разум не стремится отвергнуть новую идею, ведь он сам породил ее. Все складывается постепенно и естественно.
