— Они, — сказал он, имея в виду магов, — полагают, что Эйден мог видеть кого-то в лаборатории перед взрывом, и это отложилось в моей памяти. Мэтр Фредерик попытается вернуть меня в тот день, чтобы я вспомнил все, что произошло. А тебе нужно просто побыть рядом.
— Зачем? — Это был единственный вопрос, который она задала с того момента, как Джек вошел в ее комнату и начал рассказывать, сперва о мэтре Дориане, потом о планах Адалинды и ее приятеля. Казалось, все это ее совершенно не интересовало, даже спросила она как-то отстраненно, словно думала о чем-то другом.
— Мэтр Фредерик говорит, что это поможет разбудить память, — ответил Джек, сам не представляя, как присутствие других людей повлияет на его воспоминания. — И мне было бы спокойнее с тобой.
— Я ничего не смогу сделать, — отвернувшись в сторону, проговорила девушка. — Ты понимаешь, что я ничего не смогу сделать, чтобы защитить тебя от них?
На последних словах из ее голоса исчезла отрешенность. Прорезалось волнение. И там, под обшивкой корпуса, где недавно сжималось все от холода, потеплело вдруг.
— Глупая. — Джек медленно протянул руку и коснулся легонько неровно остриженных волос девушки. — Это я должен тебя защищать. Не тревожься, ничего плохого не случится.
Просто воспоминания…
Собрались в гостиной.
Фредерик немного переставил мебель и сам всех рассадил.
Джеку отвел место в кресле, выдвинутом в центр комнаты.
Эби — на маленьком диванчике по левую руку от него.
Адалинде — справа, рядом с камином.
Зло хмурящемуся повару велел сесть за спиной у Джека, у двери в коридор.
Роксэн улеглась было на полюбившуюся софу, но оказалось, и на ее счет у мага имелись планы, и фамильяр, для приличия фыркнув сердито, перебрался на стул под окном, между хозяйкой и поваром.
Сам мэтр Фредерик садиться не собирался.
Он расхаживал туда-сюда по комнате, поглядывал на всех, щурился, будто вел в уме какие-то подсчеты, и морщился, недовольный чем-то.
— Ладно, — минут через пять бесцельных хождений махнул он рукой. — Приступим, пожалуй. Единственное требование ко всем присутствующим: сохранять молчание.
Маг приблизился к Джеку и посмотрел в глаза. Уголок его обычно улыбчивого рта нервно дернулся.
— Ты должен смотреть на меня. Не делать вид, а смотреть. На меня. Лишь на меня. Ни на что не отвлекаться. Ни на кого. Не слышать других голосов…
Джек честно старался выполнить его указания, но не получалось. Взгляд помимо воли соскальзывал с сосредоточенного лица мага, убегая то влево, к Эбигейл, ссутулившейся на диванчике, то вправо, к Адалинде, следившей за происходящим с затаенным предвкушением. А то внезапно включалось иное зрение, и тогда он уже видел всю комнату и людей в ней, чувствовал тепло их тел и улавливал малейшее движение.
— Смотри на меня. Только на меня. — Голос Фредерика заставлял сконцентрироваться, и взгляд возвращался в одну точку. — Только на меня, Джек. Не думай ни о чем. Расслабься и смотри на меня. Здесь никого больше нет. Никого…
Очертания комнаты смазались. Словно реальность растворялась, оставшись без присмотра, но стоит взглянуть…
— Только на меня, Джек. Никого больше нет.
Никого. Туман. Пустота. В пустоте завис над скрытой дрожащим маревом пропастью мэтр Фредерик и смотрит на него. А Джек смотрит на мага, и взгляды их сцепились в невесомости, сплелись в тугой канат. Отведи глаза — и рухнешь в бездну…
— Никого здесь нет, — словно издалека теперь доносится завораживающий, обволакивающий слабостью и апатией голос. — Ничего здесь нет. И «здесь» тоже нет. И «сейчас»…
Что-то шевельнулось в сознании. Воспротивилось нелогичности подобных утверждений. Захотелось вырваться из-под полога зачаровывающего голоса, из сетей неотрывного взгляда… И ничего не получится. Нельзя.
— Подними правую руку, если готов идти.
«Куда?» — подумал Джек, но вопрос этот тут же сделался несущественным. Рука поднялась сама собой, медленно и невысоко, и так же медленно опустилась на подлокотник кресла.
— Хорошо… А сейчас мы вернемся с тобой в тот день, когда ты умер.
«Я не умер!» — воскликнул Джек протестующе. Но из горла не вырвалось ни звука.
— В тот день, когда ты умер, Эйден.
«Я не Эйден!» — забилось внутри.
Не Эйден! Не умер!
Вырваться. Сбежать из пустоты. Вернуться в стертую комнату, где Эби, Адалинда, озлобленный повар и кошка-фамильяр. Не получится ничего — ну и пусть. Все равно он ничего не видел тогда… Другой не видел. Дым. И вспышку…
— В тот день мэтру Дориану принесли посылку. Помнишь? Большой ящик. В дверь позвонили… Звонят, слышишь? Где ты в этот момент?
— Я…
«Разве я?» — спросил себя Джек, умолкнув, едва начав говорить.
«А разве не ты?» — усмехнулся другой.
— Я в библиотеке. — Он расправил плечи, откинулся на спинку кресла. Оглядел высокие книжные шкафы, выросшие вокруг него. Потянулся к бокалу с бренди. — В библиотеке. Один. Мне нравится быть одному…
— Но в дверь позвонили.
— Позвонили, — повторил он равнодушно, услыхав трезвон дверного колокольчика. — Я выглянул в холл, посмотреть…
…На девушку, которая выйдет открыть дверь. Но появилась та, из агентства. Агнес, кажется…
— Выглянул посмотреть, кто пришел. Увидел ящик. Мне показалось, что это смешно.
«Так мило, — сказал он Дориану. — Иным доставляют на дом молоко и фрукты, а вам шлют трупы».
— Смерть — это забавно, правда? Никогда не приходит, когда ее зовешь. А захочешь спрятаться — тут же отыщет. Но явится совсем не оттуда, откуда ты ее ждешь.
— Забавно. — Маг, чей голос прорывался сквозь дымную завесу времени, будто бы соглашался. — Что было после того, как ящик внесли в дом? Его открыли?
— Не при мне. Я вернулся в библиотеку.
— Зачем?
Действительно, зачем? Какие-то бессмысленные действия. Бессмысленные слова, хаотично разбросанные по страницам книг. Солнце сквозь занавески. Пылинки, повисшие в разделившей комнату полосе света. Желтые блики в бокале…
— Вспомни, Эйден. Вспомни. Что ты делал? О чем думал?
— Я… злился…
— Почему? Или на кого?
— На Джека. Дориан поручил мне заниматься с ним, учить писать и читать, играть в шахматы, а эта безмозглая железяка то и дело сбегала от меня…
«Лжец», — подумал Джек, заглядывая в библиотеку, где другой, развалившись в кресле, уставившись в одну точку, цедил бренди, сжимая бокал так, что пальцы побелели, а стекло, казалось, вот-вот расколется.
Да, он был зол. Но не на него — о нем он и не помнил тогда. На новую служанку, смазливую и вежливую до оскомины. На примелькавшийся ее белый чепец, заискивающую улыбку и пережженный кофе, от которого горчило во рту. На Дориана, обещавшего еще в начале недели съездить в полицию и уладить вопрос с Эбигейл, но так и не вылезшего из своей проклятой лаборатории. На саму Эби, за то, что она оставалась еще в этом доме. Оставалась, но кофе больше не варила. И за столом не прислуживала. А при встрече держалась почтительно и ровно, лишь глаза прятала, в которых ни ненависти, ни даже обиды — тоска. И жалость. Не к себе — к нему. Жалость эта злила сильнее прочего…
