Вцепившись в камень, я отогнал прочь свои страхи и постарался дышать медленно, глубоко втягивая в легкие прохладный воздух. Он с хрипом врывался в глотку, а я ждал, стремясь успокоиться и подготовиться к следующему испытанию, ожидающему меня впереди.
Я не представлял себе, намного ли спустился, но теперь уже возврата не было, нельзя было и остановиться. Внизу лежало спасение и свобода; но рядом со мной на скале выжидала смерть.
Полочка шириной в несколько дюймов, на которую опирались мои ноги, тянулась поперек скалы и, кажется, имела небольшой уклон вниз, так что я, вжимаясь всем телом в камень, двинулся вдоль нее.
Время как будто остановилось.
В некоторых местах выступ суживался до одного дюйма. Потом он снова расширялся; и вдруг я обнаружил, что оказался в неглубокой пещерке, выдолбленной ветром и дождем. Здесь хватило места, чтобы сесть, что я и сделал с радостью; но сначала взглянул вверх, дожидаясь вспышки молнии. Наконец полыхнуло, и я увидел, что нахожусь не более чем в ста пятидесяти футах от моей камеры!
Только совершенная безвыходность моего положения и сознание, что я не могу оставаться там, где нахожусь сейчас, заставили меня двинуться дальше.
Не в моем характере покорно ждать смерти или поддаваться отчаянию. Где-то томится в плену мой отец, если он ещё жив, и я должен освободить его…
Посасывая раненый палец, я рассматривал скалу. Потом, используя одну за другой драгоценные опоры для рук, стал спускаться. Дважды попадались узкие вертикальные трещины, «камины», по которым удалось спуститься, хоть и недалеко. Один раз кромка камня хрустнула под ногой, и меня спасла только сильная хватка пальцев. В другой раз меня, повисшего над черной бездной, удержал сжатый кулак, заклиненный в вертикальной трещине. Чтобы свалиться в объятия смерти, стоило лишь разжать руку…
Дождь прекратился, но я заметил это не сразу — так сильно сосредоточился на своей цели. Гром ворчал в ущельях, как угрюмый медведь в пещере. Поверхность скалы стала грубее и была уже не такая скользкая. Я стал двигаться быстрее, но внезапно поскользнулся, сорвался и упал; голова с маху ударилась о камень.
Полуоглушенный, я несколько минут лежал, прежде чем смог перевернуться и, шатаясь, как пьяный, поднялся на ноги. Блеснула далекая молния, и я огляделся, ища путь вниз… но пути вниз не было. Я стоял в русле высохшего ручья!
Глухой рокот, донесшийся сверху, предупредил меня о приближении паводка, и я, спотыкаясь, перебежал русло и вскарабкался на противоположный берег — как раз вовремя.
Бледный желтый свет подкрасил края облаков на востоке. Теперь — к розовому дому, за моим конем!
Я спускался по обрыву всю ночь.
Предплечья у меня были ободраны, кожа вся в порезах и ссадинах. Колени — в таком же состоянии, и идти было больно. Ныла глубокая ссадина на голове, и из неё сочилась кровь, но сильнее всего болел палец с сорванным ногтем.
В голове билась толчками тупая, тяжелая боль, но я был внизу.
Я был свободен!
Глава 17
На восток я бежал, на восток, верхом на быстроногом Бербере, и прежде чем солнце достигло полудня, добрался до гор и въехал в неровную, труднопроходимую местность. Это была земля обнаженных скал, зубчатых гребней, величественных пиков и природных твердынь, которые вовеки не покорятся человеку, — неприступность их превосходила всякое воображение.
Пот струйками стекал по телу, раздражая кровоточащие раны, голова под беспощадным солнцем пульсировала от боли. Я нигде не мог найти воды, а в седельных сумках оказалось лишь немного пищи. Но единственным спасением для меня было затеряться в пустынных горах, имеющих мрачную славу, — по слухам, здесь скрывались разбойники.
Незадолго до заката солнца послышался звон колокольчика.
Проезжая по усыпанному камнями склону, я натолкнулся на козий помет и следы крохотных копытец. Поднялся на гребень — и увидел стадо прямо перед собой. Не меньше двух сотен коз, охраняемых тремя мужчинами и двумя огромными свирепыми собаками.
И ещё с ними была девушка.
Она сделала несколько шагов навстречу мне и остановилась, расставив крепкие ноги; ветхую юбчонку трепал ветер. Ее нечесаные волосы растрепались, но в глазах и повадке сквозила очаровательная дерзость, а тонкая ткань обрисовывала такие линии тела, что у меня пересохло во рту и сердце застучало, как барабан.
Она стояла на месте, пока я предоставил Берберу выбирать путь между россыпями камней. Мужчины кричали ей что-то, но, поскольку она не двигалась, оставили коз и направились к ней — и ко мне.
Все они были вооружены и поглядывали на моего коня и скимитар так, словно уже владели всем этим. Ну, а я точно так же посматривал на девушку.
— Что тебе нужно? — дерзко спросила она.
— Еды и вина, — ответил я, позволив своим глазам говорить более красноречиво, чем языку, — и, может быть, места, где можно спокойно отдохнуть.
Девчонка надменно глянула на меня из-под длинных ресниц:
— Еду и вино ты можешь получить. А что до покоя, то здесь вряд ли его найдешь!
Я вынул ногу из стремени и предложил:
— Поедем?
Она взглянула на меня, потом вскинула голову и, опершись босой ногой на стремя, поднялась на коня рядом со мной. Я обхватил рукой её талию.
— Который из них твой мужчина? — спросил я.
— Из этих-то? — переспросила она презрительно. — Никто! Куда им! Хотя каждый хотел бы. Они боятся моего отца.
— Глупцы.
— Погоди… — взгляд её стал холодным. — Ты ещё не видел моего отца.
Пастухи все втроем закричали ей, чтобы она сошла с коня, но девушка обругала их — обругала со злостью и выразительностью. Я подумал, что она моложе, чем выглядит; но сколько б ей ни было лет, это дикая кошка… впрочем, такая, которую стоило бы приручить.
— Слезай! — закричал высокий парень, похожий на случайного отпрыска какого-нибудь вестготского воина. — Слезай! Или я вышибу его из седла!
— Попытайся, — предложил я, — и я тебя растопчу конем.
Он свирепо уставился на меня, но вся смелость его уже вышла криком. Рука моя лежала на рукояти скимитара, а Бербер стоял в двух скачках от парня, и был он из тех коней, что срываются в галоп прямо с места.
Если бы пастух только начал поднимать лук, я прирезал бы его, как свинью, которой он, в сущности, и был; однако свинья эта была достаточно мускулистой, и я начал раздумывать, как же должен выглядеть отец этой девчонки. Похоже, мне предстоит это выяснить.
Она указала на торную тропу, и мы двинулись по ней; Бербер насторожил уши и ускорил шаг. Минуту спустя мы свернули в красивую зеленую долину, совершенно скрытую голыми холмами. На дне её небольшой пригорок венчали обнесенные стеной руины — старый замок, кое-как приведенный в порядок.
