Шестая вздохнула, и мне стало легче. По крайней мере, теперь я знала, что разговариваю с живым человеком. Автоответчики вздыхать не умеют.
— Улица, — не унималась шестая.
— Проспект Ленина.
— Проспект или улица?
Я насторожилась.
— Проспект… — протянула неуверенно и задумалась.
Всю сознательную жизнь я жила на проспекте имени Ленина. Но теперь уже не была твёрдо в этом уверена.
— В городе Барнауле проспекта Ленина не зарегистрировано. Есть только улица. Так улица или проспект? — настаивала шестая.
— Пишите: улица, — устало согласилась я, на всякий случай решив смириться.
— Что же вы мне голову морочите? — возмутилась шестая. — Дата рождения.
— Чья? «Моя или… щенка?» — хотела уточнить я, но постеснялась.
— Ва-ша да-та рож-де-ния, — издевательски по слогам проговорила шестая. Она явно наслаждалась и получала удовольствие.
— 14 июня 1992 года. Простите, зачем вы всё это спрашиваете?
— Хотите получить подарок или нет? — последовал резонный вопрос.
— Хочу, — согласилась я и соврала.
— Возраст.
— 17 лет.
— Не ваш. Щенка! — торжествовала шестая.
— Пять недель.
— Кличка.
— Вы знаете, вообще-то у меня их трое.
— Трое? — в голосе наконец послышались человеческие нотки.
— Дело в том, что моя такса Нора родила троих щенят: две девочки — Матильда и Стеша, и мальчик — Бонифаций.
— Ясно. Порода.
— Ризеншнауцер, — расслабилась я и пошутила. Но тут же пожалела об этом.
— Хотите сказать, ваша такса родила троих ризеншнауцеров? Девушка, вы издеваетесь надо мной?
— Простите. Я пошутила. Знаете, у вас такой строгий голос, что… — я недоговорила, поскольку меня оглушила музыка.
Шестая отключилась без предупреждения и церемоний, оставив меня наедине с «Европой плюс». Я слушала Стинга и размышляла о том, ради какого подарка согласилась бы ещё раз поболтать с милой обладательницей ужасного голоса и не менее ужасного псевдонима Шестая?
— Поздравляю! — думы были с такой же бесцеремонностью прерваны. — Вы зарегистрированы в картотеке нашей компании, — Шестую как подменили. Доброжелательность буквально лилась из трубки, и я не знала, что с ней делать.
— Скажите, вы уже знакомы с нашими кормами?
— Не знакома…
— Чем же вы кормите любимца? — искренне удивилась Шестая.
— Мясом, — честно ответила я.
— Это пережитки прошлого. Современный питомец должен питаться современно. Наша компания надеется: отныне вы будете кормить домашнее животное исключительно «Вискасом», двухсотграммовую пачку которого мы пришлём вам по почте.
— Простите, но у меня собаки, при чём тут «Вискас»?
— К сожалению, акция «В вашем доме появился щенок» закончена. Однако наша компания предлагает замечательный корм для кошек. У вас нет кошки? Ничего страшного! В течение трёх недель придёт уведомление, и при наличии паспорта вы получите подарок для питомца в ближайшем почтовом отделении. Всего хорошего, — сказала Шестая и отключилась.
Я слушала телефонные гудки и смотрела на газетного щенка. Теперь его улыбка уже не казалась мне такой милой.
Подарок для питомца так и не пришёл. Зато пришёл счет на оплату междугородного разговора. Что ж, пойду оплачивать, заодно и мяса куплю. Щенки-то у меня уже большие.
Наследство мадам Рокфюллер
Дорогой Даэри!
Спешу напомнить: сегодня ровно пять лет с тех пор, как я, простая сорокалетняя девица из штата Огайо, поселилась на правах экономки и компаньонки у мадам Рокфюллер, став полноправным обитателем Манхэттена. Тебе известно, скольких трудов, пота и крови стоило мне это тёпленькое местечко. Лишь на приобретение диплома Йельского университета ушла добрая половина сбережений. А уж о том, сколько усилий пришлось приложить мне, урождённой Эмили Бэнкс, чтобы убедить мадам в нашей «дальней родственной связи», и вспоминать не стоит.
Ровно пять лет я, циничная и рассудочная, не верящая ни во что на свете и считающая всех людей подлецами, играю роль незлобивой, наивной и доверчивой козы с оттенком покорной печали на челе.
Празднуя юбилей в горьком одиночестве и в позаимствованном у мадам собольем манто (Рокфюллерша укатила в «Метрополитен» на премьеру «Сирано»), я пью шампанское и никаких радужных эмоций по этому поводу не испытываю. Ну разве что, вчера вечером немного взгрустнулось оттого, что мадам Рокфюллер ещё не откинула свои драгоценные копыта, а это, согласись, невежливо с её стороны. Этому окаменелому девяносто девяти-летнему потомку рода, уходящего корнями в седую древность, пора задуматься: стоит ли дальше коптить небо и тратить миллиарды на какую-то там благотворительность? К чему? Местечко в раю она да-авно заработала. Так дай возможность другим…
Кстати, совсем забыла сказать: в прошлый четверг на шестьдесят втором году жизни скончался (слава тебе господи!) Феликс — последний внук мадам Рокфюллер. Отныне, дорогой Даэри, путь к наследству расчищен, и я вступаю на него в гордом одиночестве с высоко поднятой головой!
Твоя Эми 14 ноября 200_ г.
P.S. Утром, пока пила в столовой чай с молоком и горячей булкой, Кики нагадил мне на выходные туфли. Я их, между прочим, на Пятой авеню покупала, хоть и со скидкой. Эх, вставать не хочется, а то бы выутюжила ему морду!
Дорогой Даэри!
Когда утки улетают на юг, а женщины, у которых нет норковой шубки, становятся ласковы к избранникам, в город приходит зима. В Нью-Йорк зима пришла окончательно и бесповоротно. В ознаменование столь неожиданного события мадам устраивает приём. Опять соберётся полный дом богатеньких динозавров, и они начнут петь в унисон фальшивыми козлиными голосами «Боже, храни Америку!». Кларнет и бубен четы Ротшильдов будет дудеть и бубнить до самой ночи. Вместо того чтобы играть до утра в бридж, льстить друг другу с ясными глазами в чудовищных размерах, глядя собеседнику в самые зрачки, и в умопомрачительных количествах поглощать русскую икру, запивая её «Курвуазье» по пять тысяч за бутылку, а после с лицемерно-добродетельными лицами вкушать шоколад, им давным-давно пора порадовать родственников и заснуть навечно крепким сном. В компании этих развесёлых стариканов я испытываю чувство приживалки. Бедность, как говорится, не порок, но большое свинство.
И вот что обидно, среди всего этого «Парка юрского периода» нет ни одного, хотя бы мало-мальски холостого или вдовствующего экспоната!
Твоя Эми
1 декабря 200_ г.
P.S. Хохлатый мерзавец Кики съел мои птифуры с изюмом, оставленные по неосторожности на ночном столике, и теперь ходит мимо с наглым и сытым видом. Знала, подсыпала бы яду.
