Муха шмыгнула мимо и со всех ног припустила по шоссе. Домой!
Когда оказалась в городе, уже смеркалось. Муха бежала через парк. Уловив знакомый запах, на секунду остановилась. Это был мальчик. Счастливая, радостно залаяла и опрометью кинулась к нему. Чуть не сбила с ног, лизала лицо, губы, шею, руки. Прыгала ему на плечи и никак не могла наглядеться.
— Сынок, немедленно отойди! — резкий голос привёл Муху в себя. Она отбежала в сторонку и виновато вильнула хвостом.
— Опять ты! — красивое лицо женщины исказилось от гнева. — Я кому сказала, отойди! — мать решительно взяла сына за руку. — А ну пошла! И как ты только нашла нас? — в голосе скользнуло удивление. — Забирай Цезаря и немедленно домой. Слышишь?
Только теперь Муха заметила рядом с мальчиком упитанного щенка. Он бегал в траве и пищал, призывая продолжить прерванную игру.
А мальчик стоял и растерянно смотрел на Муху. Во взгляде она искала радость, а видела лишь искреннее удивление.
— Последний раз спрашиваю: ты идёшь?
Мальчик вздрогнул, будто сбросив оцепенение, взял щенка на руки и покорно побрёл за матерью.
Муха смотрела вслед. Не понимала, что происходит, почему мальчик ведёт себя так странно. Он обернулся. Собака сделала порывистый шаг навстречу, готовая в любую секунду броситься к нему. Весело тявкнул щенок и лизнул мальчика в щёку. Малыш улыбнулся и зашагал прочь.
Вечером, запирая на ночь ворота, охранники заметили собаку. Она сидела у забора и, высоко задрав морду, не сводила с дома глаз. Она ждала, когда мальчик вот-вот, совсем скоро выглянет из окна…
Снежный пёс
«В дни всеобщей веры в чудо
Чудеса вершат и люди,
Невозможному поверив,
Невозможное свершишь».
Генрих Гейне. «Бимини»
Улица, украшенная свежим, воздушным, словно взбитые сливки, снегом, напомнила ей кремовый торт, что подарили к свадьбе друзья.
Напротив дома, где жили Ева и Янсон, почти сливаясь со слепящей белизной, лежала собака. Недвижно; лишь взгляд брусничных глаз провожал прохожих.
— Странный пёс, — сказала девушка, задумчиво глядя в окно. — Белый весь, ни единого пятнышка. Разве такое возможно?
— Дог-альбинос — бывает, — просто ответил Янсон.
— Страшно… — шепнула Ева. — Он за мной пришёл.
— Не бойся, — обнял её юноша. — Обычный уличный пёс. Хочешь, прогоню? — он безмятежно улыбнулся.
— Нет! Пускай остаётся. Ему плохо. Видишь, какой худой? Давай его покормим, — бледное лицо залилось румянцем. — Там осталось немного хлеба.
Янсон знал: завтра платить булочнику будет нечем, но перечить не стал.
— Ложись. Доктор запретил вставать, — он взял краюшку и, накинув пальто, вышел.
Ева не шелохнулась. С болезненным любопытством следила она за тем, что происходит на улице: вот Янсон приблизился к собаке, протянул хлеб… Пёс вздрогнул, но головы не повернул. Тогда Янсон положил хлеб наземь и пошёл прочь.
— Неголодный, — с досадой отряхивал он в прихожей пальто, думая о том, что будут есть сами.
— Он скоро умрёт.
— Что? — Янсон подумал, что не расслышал.
— Я знаю: пёс умрёт. А после — я…
Утром Янсон вновь отправился на поиски работы. Он был скульптором, но жалких грошей, что зарабатывал, мастеря бюсты отцов города и шляпные болваны, молодой семье не хватало. А деньги… Деньги так нужны! Особенно теперь, когда заболела Ева. Никогда не была она крепкой, а недавно схватила воспаление лёгких. Необходимы лекарства, свежие фрукты, нужно платить за уголь — зима в северной Норвегии выдалась суровой. Давно Янсон подумывал сменить работу: пойти в матросы. В портовом Нарвике они не сидят без дела. Но Ева была против.
— Береги себя для искусства. Не стоит размениваться — твори, мы проживём. Вот увидишь, совсем скоро станешь знаменитым, ведь ты талантлив, — так говорила Ева, и глаза её сияли.
И Янсон без остатка отдавался творчеству. Ничто не вдохновляет так, как вера ближнего. Его приятели, актёры, ставили новую пьесу, и Янсон с головой ушёл в работу над декорациями. Денег это не приносило, но ведь он помогал друзьям. Милая Ева! Последнее время жена совсем не улыбалась, но в добрые минуты лицо её теплело и становилось прекрасным. Они с детства знали друг друга — росли по соседству. Среди хулиганов-мальчишек девочки считались низшими, презренными существами, плаксами и неженками. Но Ева была другой…
Который месяц носит она платье, дешевле и опрятнее которого трудно себе представить.
А эта их комната — тёмная, узкая, длинная, как кегельбан. Вопиющая нищета, нет — скорее, красноречиво молчащая бедность — как это унизительно! А ведь они были счастливы. Пол-года семейной жизни пролетели быстро, как меж двумя актами пьесы.
— В красном свитере ты мил мне ничуть не меньше, чем в красном авто, — смеялась Ева, подбадривая мужа. — Короткие пути к счастью не про нас писаны, пора бы тебе это знать.
Холодно. Быстро и низко мчались над городом тучи с растрёпанными краями. С моря дул норд-ост, закручивая снег метелью, пронизывая прохожих до костей. Ледяное дыхание зимы сорвало с крон последние листья. Оголённые скелеты деревьев топорщили руки-ветви в пасмурное небо. Из снежной пелены едва выглядывали чёрные прямоугольники домов, слабо мерцая крышами. Подняв воротник старого пальто, Янсон шагал по безлюдным улицам.
Скульптор! Да он беднее самого бедного рекламного сэндвича, что день-деньской стоит у соседнего бара! А работы его опять не продались.
— Не сбагрю твои безделушки до конца недели, можешь всё забирать! И заплатишь комиссионные, — сказал хозяин галереи, ухмыляясь в масляные усы.
Янсон знал: то, чем он вынужден заниматься, отнюдь не искусство, зато на эти поделки находятся покупатели. Хотя всё реже и реже. А мечтал он совсем о другом…
— Эй, парень, заработать хочешь?
Янсон обернулся. Здоровяк колоссального роста дружелюбно протягивал ему длинную, как мачта, руку.
— Смотрю, ты парень дюжий. Поможешь разгрузить судно, получишь десять крон.
Десять крон! Это же целое состояние! Он рассчитается с бакалейщиком, купит лекарств и ещё хлеба, овощей, молока, мяса… Да за такие деньги он готов хоть с чёртом побрататься!
Капитан двухмачтового китобойного брига «Бетси» привёл его в порт. Раньше Янсон и Ева часто приходили сюда — любовались величественным видом фьорда. Скалы громадного незамерзающего Уфут-фьорда, подобно стаду гигантских драконов, припадали грудью к бухте. Сунув головы в воду, с настороженным ухом, чудовища жадно пили и всё не могли напиться.
— Работа не сахар — требует опыта. Но людей не хватает. Послезавтра снова в море, медлить некогда, — отрывисто говорил капитан. — Дам тебе напарника. Будете выгружать из трюмов бочки с китовым жиром.
