Лишь поздним вечером, когда давно уже стемнело, мы наконец вернулись в хижину. Приближались к ней мы очень медленно и осторожно, но за время нашего отсутствия решительно ничего не изменилось. Задав корм скотине, я немного побродил вокруг.
Не то чтобы я что-то искал. Совсем нет. Просто мне хотелось узнать, каково тут ночью. В темноте все выглядело совершенно иначе, чем днем. Я просто ходил взад-вперед и приглядывался к очертаниям деревьев и скал, вдыхал ночные запахи.
И вдруг меня насторожил какой-то запах. Я различал запах сосен, запах лошадей в коррале, дыма над очагом, свежесрубленных деревьев… но ко всему этому примешивался едва уловимый аромат. И почему-то он навевал чувство одиночества, даже тоски…
Неожиданно в дверном проеме показалась голова Эдди.
— Иди ужинать, пока я все не выбросил! — закричал он.
Почему-то этот едва уловимый аромат напомнил мне благоухание цветка, только что раскрывшегося цветка… Но в такое время года подобные мысли представлялись полнейшей бессмыслицей.
Следующие пять дней мы работали как проклятые. В поисках скота мы отправлялись то на запад, в сторону Роузбада, то забирались далеко на север, вплоть до Грязного ручья и ручья Черепов. Найденные стада мы перегоняли на юг, поближе к нашему лагерю. Для снега вроде бы еще было рановато, но ведь в Монтане погода непредсказуемая, поэтому мы решили для начала обшарить как можно большее пространство. А уж потом, коли время позволит, провести более тщательные поиски.
Эдди Холт оказался наездником что надо, да и с веревкой обращался очень даже неплохо. Так что он мигом приноровился к ковбойскому ремеслу. Спору нет, все приходит с опытом, и за один день ковбоем не станешь. Но я объяснил Эдди все, что мог. Остальное ему предстояло постигать самому.
Скотина по большей части находилась в хорошем состоянии, хотя некоторых животных можно было бы забраковать. Отобрав немного молодняка и коров с телятами, мы направили их к ручью Повешенной Женщины. В тот день нам попадались лишь следы коров да диких зверей.
Уже ближе к сумеркам мы остановились на высоком обрыве неподалеку от истока Волчьего ручья. Перед нами открывалась долина Тонги.
— Прекрасный край, — тихо проговорил Эдди. — Прекрасный, дикий край.
— Да, так оно и есть, — кивнул я.
Яркие краски дня угасли, тени скрадывали расстояние, на землю опускалась вечерняя прохлада. Высоко в небе кружил орел… Скоро он покинет небесные просторы, оставив его совам и летучим мышам.
Я увидел волка, пробирающегося по склону меж деревьев. Голова зверя была опущена, он принюхивался к запаху дичи.
Мы молча и неподвижно сидели в седлах, наслаждаясь вечерним покоем. Наконец Эдди промолвил:
— Неудивительно, что они сражались за эту землю.
— Неудивительно, — согласился я. — Сражались и убивали. Не просто было одолеть сиу и шайенов.
Повернув коней, мы направились к лагерю.
— Здесь, — проговорил Эдди. — Здесь от всего избавляешься… Здесь чувствуешь себя по-настоящему свободным.
— Тут нет ненужной суеты, — отозвался я, — и меньше людей, которые тебе докучают. Но человек не может избавиться от всего. Ты можешь бежать, но не можешь спрятаться. Суета преследует тебя по пятам.
Однако слова Эдди крепко засели у меня в голове. Не потому ли я здесь? Может, я от чего-то бегу? Но чего же мне бояться? Даже дерусь я лишь развлечения ради, из азарта, как другие играют на скачках или сгибают на пари подковы. Я сызмальства любил драться, вот и все. Но при этом я не держал на противников зла, если, конечно, они не применяли нечестных приемов. Смешно сказать, но при моем бешеном нраве я никогда не зверею во время драк. Просто не завожусь по-настоящему.
Да, Эдди заставил-таки меня призадуматься. Хотя бы своими словами о том, что мне, мол, надо иметь собственный дом. Что ж, в этом он прав. У меня должен быть свой дом.
Ведь у меня есть сметка по части коров. Я разбираюсь в пастбищах. Я многому научился от людей, на которых работал… И, смею заметить, некоторым из них не мешало бы поучиться и у меня.
Значит, нужны быки. В таком бизнесе без добрых бычков не обойтись. Если есть бычки, можно не тревожиться за остальное стадо. Сейчас, соображал я, самое время заняться разведением скота. Лучше не заводить очень большое стадо, лучше выращивать тучных племенных коров.
Но где взять денег на обзаведение своим хозяйством? Можно, конечно, ограничиться крохотным ранчо, но для выпаса скота этого маловато… Подобные мысли занимали меня всю обратную дорогу. А потом вдруг раздался винтовочный выстрел.
Вечером, в глуши, выстрел из винтовки звучит особенно уныло, одиноко. Эхо долго разносится по холмам, пока не. замирает, наконец, где-то вдали.
Мы разом остановились и замерли, напряженно прислушиваясь.
— Совсем близко, — заметил Эдди.
— Но стреляли не в нас, — добавил я.
Ответного выстрела мы так и не услышали.
Еще минуту-другую мы прислушивались, затем начали спускаться по склону холма. Ехали медленно, ведь мы не знали, что ждало нас впереди.
Хотя, возможно, это просто охотник-индеец подстрелил оленя. Я высказал подобное предположение, и Эдди согласился со мной. Но на самом деле ни он, ни я не верили в это. Думается мне, мы оба с первых секунд не сомневались — кого-то застрелили. Но вот кого именно, мы не знали.
Но догадывались, что застрелили этого человека из засады.
Я потянулся к чехлу и вытащил винчестер. Несколько секунд спустя моему примеру последовал и Эдди. Теперь мы ехали чуть поодаль друг от друга. Мы были готовы к любым неожиданностям.
Последние несколько дней я постоянно ощущал, как во мне что-то меняется. Не сказать, чтобы это было доселе незнакомое мне чувство — нечто подобное происходило со мной и раньше, давным-давно. К тому же я знал, что такие вещи случаются со многими, когда приближается опасность, хотя, вероятно, и не со всеми. Как бы то ни было, но я это чувствовал, каждая частица моего существа твердила мне об опасности.
Отчасти причиной тому послужили предупреждения Билла Джастина и Чарли Брауна. Но дело было не только в этом.
Я твердо знал: меня насторожило предвестие смертельной опасности, витавшее в воздухе. Вообще-то по натуре я не мыслитель. Я неплохо езжу верхом, стреляю… ну, и прочее в том же роде. Но, сдается мне, любой, кому приходится подолгу вести уединенную жизнь вдали от людей — будь то ковбой, моряк, рыбак или охотник, — поневоле начинает задумываться о таких вещах. Порою я всерьез начинал задумываться: не оказывает ли опасность физического воздействия на атмосферу?
Мне трудно объяснить, что это за ощущение. Тем более я вообще человек немногословный и почерпнул свой словарный запас в основном из попадавшихся под руку книжек. Но мне кажется, так оно и есть. Временами опасность прямо-таки разливается по воздуху. И сейчас у меня возникло такое же ощущение.
