– Но дорогие сердцу безделушки – лучшие трофеи, – закончила ее мысль Маша. И сглотнула, вспомнив об отсутствующем скальпеле.
– Уверена, всему этому есть объяснение.
– Я тоже. Но мы обязаны позвонить.
– Да, ты права. – Лидуся выбежала из кабинета Назарова со словами: – Я за телефоном!
Глава 5
Мира сидела напротив следователя, имени, отчества, фамилии и звания которого не запомнила. Про себя Мира нарекла его Богомолом – мужчина ей напоминал это насекаемое. И если бы Мира была самкой его вида, то с удовольствием бы откусила этому о́собю голову. Но не после, а вместо секса. Следователь госпоже Салиховой категорически не нравился. На его фоне Хоббит смотрелся душкой. Возможно, так было задумано, и эти двое разыгрывали классическую киношную комбинацию «хороший-плохой полицейский», хотя она не была уверена, что в жизни все происходит точно так же, но Назаркин хотя бы на человека похож, а не на насекомое.
В кабинете следователя Мира находилась уже минут сорок. И не одна, а, если так можно сказать, с группой поддержки, то есть с адвокатом. На нее работало несколько юристов, но Мира позвонила старому прохиндею Цукербергу. Адвокату перевалило за семьдесят, он был так мал ростом и худ, что мог бы при желании уместиться в собственный дипломат. Носил галстук-бабочку, подтяжки и кепку-бейсболку! Выглядел как полный чудик, но был, пожалуй, самым адекватным мужчиной, с которым Миру когда-либо сводила судьба. Цукерберг еще на Салихова работал. Вытаскивал его из всех «задниц». И даже в девяностые сочетание бабочки, подтяжек и бейсболки казалось странным. А уж теперь…
– Неужели вы не видите, что это не я? – спросила Мира, обращаясь к Хоббиту. Они второй раз просмотрели записи с камер, нарезанные в один ролик, и госпожа Салихова решила сама взять слово – до этого с полицейскими общался Цукерберг.
– Это вы, – ответил за Назаркина Богомол. И снова нажал на «плей». – Вот вы включаете свет в фойе, в нем камера не инфракрасная, поэтому не видно, как вы вышли из кабинета, в котором спали. Вот идете по направлению к спальне, открываете дверь…
– Я не к вам обращалась.
– Позвольте закончить. Итак, вы вошли. И теперь запись с другой камеры. И на ней все отлично видно. Вы подходите к кровати гражданки Бург, стоите над ней, примериваетесь, достаете опасную бритву, перерезаете ей горло, после чего суете своей жертве в руку скальпель, чтобы представить убийство как несчастный случай. Затем поворачиваете женщину на бок, накрываете одеялом и покидаете комнату.
Цукерберг хотел что-то сказать, но Мира положила руку ему на плечо.
– Неужели ВЫ… – Она сделала ударение на этом местоимении. – Вы, господин Назаркин, – Мира наконец запомнила фамилию Хоббита, – не видите, что это не я?
– Вы уже второй раз задаете мне этот вопрос, и я не понимаю, почему именно я, – Назаркин ткнул себя пальцем в грудь, – должен понять, что это не вы.
– Потому что именно вы приехали по нашему вызову.
– Да. И что?
– На мне была совершенно другая одежда! – воскликнула Мира. Она не понимала, как сыщики могут быть такими ненаблюдательными. – Костюм иного покроя. И цвета, если уж на то пошло, но тут, конечно, не рассмотришь. Еще в центре я ходила в шлепках, потому что натерла ноги. А человек на записи ходит на каблуках.
– Тоже мне, аргумент, – не смолчал Богомол. – У вас при себе могло быть несколько костюмов и кофр с обувью.
– Допросите моего водителя. Он скажет вам, что я зашла в «Силу духа» с одной дамской сумочкой. И была в укороченном жакете на шести пуговицах и в юбке с разрезом на боку, платок и легкий плащ не в счет, а не в этом безобразии, – она дернула подбородком в застывшую картинку, на которой «Мира» зависала над Афанасьевной с бритвой в руке. – Это даже не Роберто Кавалли. Явная подделка. Пиджак, опять же, другого фасона, и юбка короче. Я давно не ношу супермини.
Богомол повернулся к Хоббиту, последний коротко кивнул.
– То есть вы хотите сказать, что некто переоделся вами, чтобы в образе Миры Салиховой совершить преступление? – снова бросился на амбразуру следователь.
– У меня сложилось такое мнение.
– Тогда зачем он впоследствии стер записи?
– Может, они из-за отключения электричества пропали?
– Нет, их именно удалили.
– Моя клиентка здесь не затем, чтобы подкидывать вам версии, господин Комаров, – проскрипел Цукерберг, сурово глянув на следователя из-под козырька. – Это ваша работа.
Не Богомолов, но Комаров. Один черт – насекомое.
– Мне кажется, это даже не женщина, – сказал вдруг Назаркин. Спрыгнув с подоконника, на котором сидел, он подошел к монитору и вперил взгляд в экран. – Ноги сухие. И грудь накладная.
– Не выдумывай! – отмахнулся от него Богомол. – Госпожа Салихова, продолжим?
– Моя клиентка ответила на все ваши вопросы, – снова вступил адвокат. – Причем дважды, ибо вы задаете одни и те же. Если у вас нет новых, существенных, мы пойдем. – И начал вставать, опираясь на свой огромный дипломат.
– Никуда вы на пойдете, я не закончил.
– Будете предъявлять обвинение? Но на каком основании? Только не надо опять про вот это видео… – Он пренебрежительно махнул сухой кистью в сторону компьютера. – Предлагаю мир и сотрудничество. Потому что, если вы встанете в позу, ничем хорошим это не кончится.
– Вы мне угрожаете?
– Ни боже мой. Просто госпожа Салихова сейчас, как вы, наверное, заметили, активно помогает следствию. Она откровенна и, не побоюсь этого слова, послушна. Вы не велели ей покидать столицу, и она тут, хотя могла бы улететь на Бора-Бора и переждать там бурю. Я вам больше скажу, господин Комаров, именно это она бы сделала, если б совершила убийство. У моей клиентки так много денег, что она может в любой части света создать свою империю.
Ах, если бы, подумала Мира.
Она разбазарила почти все богатство супруга, казавшееся когда-то несметным. Тратила не на то и не на тех. Думала, черпает из бездонной бочки. Что, сколько ни возьми, в ней еще бесчисленное множество монет. Но сейчас она уже скребет днище. Если бы можно было повернуть жизнь вспять, Мира иначе бы распорядилась деньгами. Она улетела бы на Бора-Бора и создала там свою империю. Вместо этого она растрачивала жизнь и средства на то, чтобы кому-то что-то доказать: пыталась стать издателем, модельером, политиком. Вступала в заведомо провальные отношения. И этим тоже что-то доказывала, но уже себе. А можно было просто жить в тропическом раю. Ходить там в саронге, иметь десяток слуг и такое же количество любовников. На Рождество летать в Европу, на Пасху в Израиль, на майские в Россию, чтобы пить водочку под шашлычок и радовать глаз сочной зеленью молодой листвы.
– Мира Васильевна, – услышала госпожа Салихова голос «хорошего» полицейского. – Можно последний вопрос?
