– Нет, – мотнул головой он. – Просто вырубить. И лучше так, чтобы не осталось следов. Потом, когда придет в себя, объясним, что потерял сознание или слетел со стула, когда судно накрыло волной.
– Ясно, – кивнул Дени.
И тут же вышел из каюты. Стивен и Майкл отправились на палубу. И Стивен снова не мог оторвать зачарованного взгляда от уходившего под воду стального троса, соединявшего «Фрею» с батискафом. Через пару минут к ним присоединился Дени, простым кивком давая понять, что задание выполнено.
– Система сброса балласта, – начал Стивен.
И Майкл тут же отозвался:
– Заблокирована по вашему приказу.
– Хорошо, – кивнул он. – Итак…
– Может быть… – осторожно начал Майкл.
Дени покосился на него с недоумением, но возражать капитану все же не решился.
– Не может, – отрезал Стивен. – Ты рискнешь своей головой и станешь объясняться с заказчиком?
Майкл промолчал, и Стивен удовлетворенно кивнул.
– Отцепляем.
Всего лишь простое движение нескольких рук, небольшое напряжение, сбившееся дыхание. И вот уже конец троса, плеснув по воде, ухнул в глубину. Пару минут все они втроем завороженно смотрели на свинцово-серую воду. Но никакого движения не наблюдалось. Конечно, ведь система сброса балласта у батискафа была повреждена.
Стивен прочистил горло и быстро проговорил:
– Курс на северо-запад. Приготовиться к буксировке судна. Майкл, выполняй.
Мария
После дня, проведенного с Дмитрием в городе, Мария никак не могла уснуть. Ворочалась на узкой корабельной койке, прислушиваясь к привычным уже звукам из машинного отделения, крикам чаек и мягкому плеску волн. В голове одна за одной вставали картины прошедшего дня.
После того как Дмитрий закончил свой рассказ, к разговору об экспедиции они больше не возвращались. Но у Марии он никак не выходил из головы. Она словно совершенно по-новому взглянула теперь на этого покалеченного судьбой, но несломленного человека. Господи, она, конечно, догадывалась, что слухи о том, что Дмитрий по халатности погубил людей из своей команды, не могут быть правдой, но и представить себе не могла, сколько ему пришлось пережить. Видеть, как у тебя буквально на руках умирает жена, знать, что где-то там, в отдалении остались доверившиеся тебе товарищи, и быть не в состоянии ничего сделать, ничем помочь… Как же ему, такому сильному, такому ответственному, должно было быть страшно от сознания собственной беспомощности. Она даже и не хотела пытаться представлять себе, какую боль, должно быть, он испытывал в этот момент. И каково было ему потом… И сколько мужества, сколько внутренней силы потребовалось ему, чтобы не сломаться, не сдаться, а продолжать жить. Он отгородился от всех, спрятался от людей, не в силах выносить их осуждение или, хуже того, жалость. Раз и навсегда решил, что морально слишком слаб, чтобы позволить другим людям рассчитывать на себя. А сам ведь, на самом деле, был одним из порядочнейших и ответственнейших людей, что встречались ей в жизни. Она хорошо помнила, как спокойно чувствовала себя рядом с ним, когда они вместе опускались на дно океана в его сверхмощном подводном тракторе. Просто вот внутренним чутьем знала, что Дмитрий не позволит, чтобы с ней что-то случилось. И теперь ей становилось понятнее, почему в тот первый раз, когда они попали в опасную ситуацию, он рассердился на нее. Вероятно, за этой реакцией прятался страх, ошеломление от того, что он, как ему показалось, снова подверг опасности жизнь вверенного ему человека; мгновенно вспыхнули воспоминания о прошлом. Если бы тогда она только знала, через что ему пришлось пройти, она ни за что не стала бы просить его подходить ближе к вулкану, как бы ей самой этого ни хотелось, потому что… Потому что впервые в жизни эмоциональное состояние другого человека стало ей важнее, чем результат научного исследования.
Осознав это, Мария невольно испугалась. Совершенно новое, неожиданное ощущение, и она пока не знала, что с ним делать и как к нему относиться. До сих пор никогда еще ни один человек, ни один мужчина не значил для нее столько. И она не очень понимала, почему Дмитрий, с которым она познакомилась всего пару недель назад, с которым провела вместе несколько пусть и очень насыщенных часов, вдруг стал ей так близок. Она пыталась понять это, когда они шли рядом друг с другом по песчаному пляжу. Мария сбросила парусиновые туфли и несла их в руке, наслаждаясь прикосновением обнаженных стоп к горячему песку. Дмитрий шагал рядом с ней, и она невольно косилась на его освещенный солнечными лучами профиль – крупные, резкие черты. Удивительно, как лицо, раньше казавшееся ей замкнутым и угрюмым, теперь как будто бы осветилось, приобрело не видимую ранее привлекательность. Теперь она ясно отметила про себя печаль, словно навечно поселившуюся во взгляде Дмитрия. И ей очень захотелось провести пальцем по его выгоревшим пшеничным бровям, прикоснуться к усталым векам и проверить, удастся ли хоть на минуту оживить его грустные глаза. Но сделать это, перейти оставшуюся еще между ними преграду она после его рассказа не решалась. Ясно было, что этот мужчина глубоко ранен, что он избегает сближения с людьми, с женщинами в особенности, боясь снова испытать боль. И провоцировать его на сближение, понимая, что ей осталось провести здесь всего несколько дней, было бы неправильно, слишком жестоко, слишком безответственно. Едва сблизившись с ним, она уедет, снова погрузится с головой в свое исследование, закроется в лаборатории и, возможно, забудет обо всем на свете, и тогда ему опять будет больно. А она, непонятно почему, чувствовала ответственность за, в сущности, чужого ей мужчину.
И как бы ей ни хотелось прикоснуться к нему, отвести отросшие светлые с рыжиной волосы со лба, снять ладонями напряжение, сковывавшее мощные сильные плечи, она не могла этого сделать. Какое будущее их ждет? Несколько дней безумия – и расставание навсегда? Она не бросит своего дела, и он, конечно же, за ней не поедет. Так к чему начинать то, что принесет им обоим лишь боль и разочарование? Тем более что Дмитрий уж точно не заслуживал такого после всего того, что ему пришлось в жизни пережить.
О чем думал он сам, Мария не знала. Но чисто по-женски чувствовала, что и его тоже к ней тянет. Это ощущалось в его тяжелом взгляде, в изредка хрипло срывающемся голосе, в осторожных сдержанных жестах. И ей почему-то казалось, что Дмитрий думает о том же, о чем и она сама, и потому точно так же не делает первый шаг.
Потом они стояли на пристани Поинт Круз. Солнце начинало уже клониться к закату, размазывая по морской ряби золотистые блики. У причала покачивались на легких волнах, изредка глухо стукаясь корпусом о камень, рыбацкие лодчонки. Местная ребятня – все босоногие, курчавые, с гибкими худенькими телами цвета молочного шоколада – играла у берега, весело гомоня, толкая друг друга и брызгаясь.
В этот самый момент Дмитрий вдруг как будто решился и накрыл своей широкой теплой ладонью ее руку, лежащую на парапете. И Мария немедленно почувствовала, как всю ее словно пронзило электрическим током, как ослабели колени и сладко закружилась голова. В ту же секунду все благоразумные намерения, все здравые мысли мгновенно унеслись прочь из головы. Захотелось просто не думать ни о чем, отдаться во власть опьяняющего чувства, подчиниться извечному зову, почему-то толкнувшему ее к этому мужчине, закрыть глаза, забыться… Он чуть наклонился к ней, и Мария ощутила на губах его горячее дыхание. Вдруг где-то совсем рядом с ними гортанно закричал рыбак, обращаясь к товарищу, уже ступившему на пристань. Мария вздрогнула, Дмитрий обернулся на звук – и момент был упущен.
