Они мертвы… Конечно, они мертвы. Господи!
Дальше Дмитрию все виделось словно в замедленной съемке. Он рванулся к батискафу, но на каждой ноге словно повис тяжелый груз. Ему казалось, что движется он слишком медленно, слишком неповоротливо. Что вот уже несколько часов бежит по палубе катера, черепашьим шагом перебирается на крышу батискафа, соскальзывая по мокрому металлу и спотыкаясь, наклоняется над люком, ломающимся голосом окликает темноту:
– Эй! Эй, есть кто живой?
А затем, не дождавшись ответа, спрыгивает вниз и негнущимися пальцами включает фонарик. Первым он увидел Павла. Тот сидел за пультом управления, тяжело уронив голову на грудь. Дмитрий, пригибаясь, добрался до него, прижал пальцы к ледяной шее. Пульс прощупывался. Павел был жив, только без сознания. Дотронуться до Маши, откинувшейся на сиденье рядом, было страшнее. Дрожащими пальцами он пытался нащупать пульс – и ничего не мог ощутить. Собственное сердце так тяжело бухало в висках, что он не мог расслышать, вырывается ли из ее приоткрытого рта дыхание. Пальцы скользили по коже, срывались. И вдруг под огрубевшими подушечками слабо, но настойчиво, уверенно забилась жизнь.
Жива! Дышит! Господи…
Дмитрий, наклонившись, отстегнул ремни безопасности и потащил недвижимое тело Маши на себя. Толком подхватить ее на руки в тесной кабине он не мог и лишь осторожно продвигал ее вперед, взяв под мышки.
– Тэд! – заорал он. – Тэд, сюда!
– Я здесь, – отозвался сверху капитан катера.
Значит, тоже уже перебрался на крышу батискафа.
– Они живы. Я сейчас подтащу Марию к люку, ты примешь, – отрывисто скомандовал Дмитрий.
– Понял, – отозвался Тэд.
Дмитрий двигался к выходу, стараясь поднять голову Маши повыше, поддерживать ее своим плечом. Он чувствовал на шее слабое дыхание, и тиски, сжимавшие все это время его сердце, как будто слегка ослабляли хватку, позволяя глотнуть свежего воздуха. Маша вдруг пошевелилась в его руках и пробормотала бессвязно:
– Дмитрий… Я хочу… я…
– Шшш… – прошептал он, невольно касаясь губами холодной кожи на ее виске. – Я здесь… я здесь…
Тэд уже дежурил наготове у люка. Поднявшись по металлическим ступенькам-перекладинам, Дмитрий передал ему на руки Машу, и тот подхватил ее, приговаривая по-английски:
– Все хорошо. Все хорошо, вы в безопасности. Успокойтесь.
Это было не лишним, потому что Мария, приходя в себя, явно потеряла ориентацию в пространстве, забилась в его руках, не понимая, что происходит, лишь отчаянно пытаясь куда-то вырваться. И у Дмитрия болезненно сжалось сердце от сознания того, какой ужас пришлось пережить ей, запертой на дне океана в металлическом саркофаге.
Как бы ему хотелось сейчас остаться с ней, удерживать ее в своих руках, успокаивать… Но внизу оставался еще Павел, и Дмитрий, бросив последний взгляд на Машу, снова нырнул вниз, в темноту.
Вытаскивать Павла оказалось сложнее. Тот, разумеется, был значительно тяжелее Марии, к тому же на полпути пришел в себя и точно так же, как и она, немедленно начал биться, вырываться и жадно хватать ртом воздух.
– Успокойся! Успокойся! – гаркнул Дмитрий. – Все хорошо. Ты в безопасности!
Но Павел как будто не слышал, и в конце концов Дмитрию пришлось с силой ударить его раскрытой ладонью по щеке. Тот ахнул, захлопал глазами и вдруг очнулся.
– Ты… ты здесь откуда? – сипло спросил он, слепо моргая глазами.
– С неба свалился, – огрызнулся Дмитрий. – Давай сам двигайся, если очухался.
– Ага, сейчас, – выдохнул тот, пытаясь ватными ногами нащупать пол.
Дмитрий теперь поддерживал его только под руки, и Павел всем телом навалился ему на плечи, но к выходу все же пробирался сам. Дмитрий, подталкивая его в спину, помог ему взобраться на лестницу, а там, наверху, Павла подхватили уже руки Тэда.
Дмитрий начал выбираться из батискафа вслед за Павлом. Он только успел высунуть голову из люка, как сразу же увидел Машу. Женщина сидела на крыше батискафа, подтянув колени к груди и кутаясь в наброшенную на плечи Тэдову рубашку. Сам Тэд как раз объяснял что-то Павлу, но Дмитрий их не слышал, не в силах отвести глаз от Марии. Она смотрела на него как-то странно – открыто, отчаянно, – такого взгляда он никогда у нее не видел. Словно все маски, за которыми нам приходится прятаться в обычной жизни, разом слетели с нее. Наверное, вот такой она была в детстве. Или, может быть, в ранней юности – открытой, доверчивой и очень ранимой.
Он так и не понял, кто из них сделал первое движение. То ли он рванулся к ней, то ли она, едва увидев его, нетвердо поднялась на ноги и шагнула вперед. Но через секунду она была уже у него в объятиях. И он бережно прижимал ее к себе, обнимал, успокаивал, согревал эту сильную, уверенную в себе женщину, вдруг внезапно превратившуюся в испуганную потерянную девочку. Гладил ее плечи и спину, отводил волосы с лица, шептал на ухо что-то глупое, нежное, такое, что, думал, давно уже разучился произносить. Она лишь тихонько всхлипывала в его руках, прижималась теснее и прятала лицо на его груди. А потом вдруг вскинула голову, и он ощутил ртом ее нежные, все еще холодные после заключения в батискафе губы. Внутри него словно все взорвалось, будто его с головой накрыло горячей волной, ослепляющей, сбивающей дыхание. Он прижимал к себе хрупкую женщину и гадал, как он только мог думать, что сможет жить без нее. Как только мог хотеть от нее отказаться, отпустить, забыть? Теперь ему как никогда ясно стало, что ни за что он этого не сделает, просто не сможет. Он жизнь отдаст только за то, чтобы никогда с ней не разлучаться, держать ее в руках, прижимать к себе и знать, всей кожей ощущать, что она в безопасности, она рядом, под его защитой.
6
Дмитрий
А позже Мария сидела на катере, завернувшись в плед, и мелкими глотками отпивала из стакана горячий чай, куда предусмотрительный Тэд щедро плеснул рому. По счастью, Дмитрий успел вовремя, и Мария с Павлом провели под водой не так много времени, чтобы холод и недостаток кислорода причинили серьезный ущерб организму. Теперь все, что им требовалось, – это согреться и прийти в себя. Павел, уже слегка оправившийся, хотя все еще бледный, вернулся к своему привычному зубоскальству.
– Поесть бы чего захватили, спасатели, – сетовал он. – Морские прогулки, знаете, располагают к аппетиту.
И если бы Дмитрий собственными глазами не видел, как первым делом, попав на катер, Павел, еще едва переставляющий ноги, трясущийся от холода и жадно дышащий, бросился к спутниковому телефону и начал названивать жене, он бы, наверно, и правда поверил, что этого балагура ничто не берет.
– Иринка, – говорил Павел в трубку, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как ни в чем не бывало. – Ты как? Что я? А, не, не, все нормально, в штатном режиме. Почему звоню не в обычное время? А что, строго по расписанию должен? Может, я соскучился. Как там наследник будущий, не хулиганит?
