Лес тянулся до самой воды. Протоки между островами были, по-видимому, неглубокие и узкие. Никаких следов судна я здесь не обнаружил. Спрямляя путь, я вскочил на плавающие в воде бревна и спугнул большую стаю цапель. Тысячи птиц разом взмыли в воздух, громко хлопая крыльями; мне это напомнило шквал аплодисментов в театре. Когда они пролетали мимо, лучи восходящего солнца окрасили их крылья в розовый и красный цвета. Я постоял, любуясь завораживающим зрелищем летящих в утреннем небе птиц.
По цвету воды я заключил, что в протоке есть более глубокий проход, ведущий в глубь острова.
Внезапно мне пришла в голову неожиданная мысль. Что произошло с остальными членами команды? Может быть, они остались на борту? А может быть, сели в другую шлюпку и куда-то уплыли? Или они где-нибудь здесь, поблизости? И что в действительности случилось с судном? Образовалась течь, вспыхнул мятеж? Капитана судна среди них нет, в таком случае где он?
Мне не нравилась такая неизвестность. Нужно будет разузнать у Арманда, решил я. Я остановился и стал внимательно изучать движение воды в протоке. Я был убежден, что глубокий проход был тут, и тогда, если корабль не потонул, приливная волна могла затянуть его дальше в протоку и где-то посадить на мель или выбросить на берег.
Неподалеку тянулась длинная пологая отмель. Разворошив песок носком сапога, я увидел массу пустых ракушек. По-видимому, здесь был лагерь дикарей, питавшихся ракушками и рыбой. Надо будет воспользоваться их опытом, множество морских птиц говорит об обилии рыбы.
Я нашел в песке сломанный кремневый наконечник стрелы, прекрасно выделанный, и вспомнил, что собирался обзавестись луком. Осмотревшись кругом, я присел на ракушечной отмели. Поблизости лежало старое бревно с отслоившимися большими кусками коры. Эта кора была, пожалуй, слишком трухлявой для моих целей — лучше было бы взять свежую кору с живого дерева, но я решил на всякий случай взять и эту.
Я собрал куски коры, нашел еще несколько кремневых наконечников для стрел, совершенно целых, и положил их в карман, рассчитывая воспользоваться ими в будущем. И вот тут-то, распрямляясь с куском коры в руках, я вдруг сквозь листву деревьев увидел судно! Точнее, часть кормы. Я пригнулся и снова взглянул туда: судно можно было увидеть только так.
Пора было возвращаться к шлюпке, меня, возможно, уже искали, и в лагерь — завтракать.
Возле шлюпки все было тихо. Я положил кору на землю и осмотрелся, подыскивая дерево с более подходящей корой. Вблизи лежал недавно упавший ствол дерева. Кора на нем была лучше, чем та, что я принес. Но, если придется, старая кора послужит объяснением моего отсутствия.
Я вытащил из рундука брезентовый сверток с инструментами и принялся за работу. Выровняв топором конец сломанной доски, я вырезал из коры заплату по размеру бреши. Потом проделал в коре отверстия шилом и, продев в них вощеную нить, прикрепил ее к корпусу шлюпки. Работая, я размышлял над своим положением.
Дон Мануэль явно невзлюбил меня. Дон Диего был вежлив, но не более. Третий человек, имени которого я так и не узнал, не пользовался среди них влиянием, он мог только высказать свое мнение. Доверия никто из них у меня не вызывал.
Гвадалупа, по-видимому, все-таки пешка в их игре; я видел, как она покорно подчинилась приказу дона Мануэля. В самом ли деле она так покорна? И так боится его? Или только притворяется?
Сделав половину работы, я вернулся к костру. Там уже все собрались, возле костра хлопотала Кончита. Она бросила беглый взгляд в мою сторону, как мне показалось, вполне дружественный. Я подошел к костру и протянул руки к огню.
— Я скоро закончу починку лодки, — сказал я Кончите на ухо. — Передай Арманду.
— Хорошо, — сказала она, сидя на корточках возле костра на индейский манер. — Будь осторожен!
Да, я буду очень осторожен!
Дон Мануэль глянул на нас подозрительно и, хотя не мог слышать, о чем мы говорили, подошел к костру.
— Починили шлюпку? — спросил он резким тоном.
— Скоро закончу, — ответил я. — Если не будет большой волны и шлюпку не будет бить о скалы, она еще послужит.
Он ничего не сказал, как будто не слышал моих слов. Потом неожиданно спросил:
— У вас есть опыт в морском деле, капитан?
— Мальчиком мне приходилось ловить рыбу у побережья. И даже в непогоду.
— Вы сможете довести нас до Флориды?
— С Божьей помощью. Но прежде следовало бы узнать, нет ли людей на реке Саванна. Может быть, мы найдем там какое-нибудь судно. Это был французский форт, но, полагаю, сейчас он захвачен испанцами. Дон Диего! — позвал я, и он подошел к нам. — Я предлагаю ввести нормирование пищи. Все запасы нужно разделить из расчета на неделю или даже на две.
Он улыбнулся:
— Вы шутите, капитан. У нас провианта всего на день, самое большее на два.
— Но у вас так много багажа. Я сам видел несколько больших тюков.
— Это одежда, капитан. Не можем же мы выглядеть голодранцами? Когда мы вернемся в цивилизованный мир, люди должны сразу увидеть, кто мы такие. Нельзя же выйти на люди в затрапезной, грязной одежде. Это было бы просто неприлично!
Мгновение я не мог вымолвить ни слова.
— Дон Диего, — сказал я, сдержав свое возмущение, — надо смотреть правде в глаза. Я не знаю точно, где расположен форт Сан-Огастин, но до него никак не меньше четырехсот миль. И Саванна тоже далеко. Боюсь, вы сильно проголодаетесь, пока доберетесь туда... если вообще доберетесь.
— Вы шутите, капитан.
— Отнюдь, и чем скорее вы поймете истинное положение вещей, тем лучше. К северу от нас нет ничего, хотя ходили слухи, будто англичане собирались основать там поселение. К югу должны быть испанские поселения. А между ними — дикие индейцы. Испанцы очень плохо обращались с ними, и они настроены весьма недружественно. Пустынное побережье со множеством мелей тянется на много миль, здесь мало бухт и укрытий. И повсюду подстерегают опасности.
Если мы станем ловить рыбу или охотиться, мы рискуем привлечь к себе внимание врагов. Здесь не от кого ждать помощи, никто не придет спасать вас, на чудо надеяться нечего. У вас нет слуг, которым вы обычно приказываете подать еду, а если бы они и были, то нет еды и ее неоткуда взять. Одеждой, которую вы так предусмотрительно захватили с собой, скорее всего нельзя будет даже прикрыть ваши тела на похоронах, потому что ее захватят дикари.
На лице дона Диего застыла гримаса ужаса, и, как я подозреваю, не столько из-за того, что я сказал, сколько из-за того, как я это сказал. Эти люди во многом были похожи на детей — всю жизнь при них были слуги или рабы, выполнявшие все их желания, им самим для этого не приходилось даже шевельнуть пальцем. Они с презрением относились к любому физическому труду и презирали всех, кто им занимался.
Дон Диего не привык, чтобы ему столь прямо и открыто излагали суровые факты. Его самолюбие было уязвлено.
