— А если он нападет именно сейчас?
— Нас предупредят. Ведь не может же лодка подойти к борту так, чтобы ее не услышали.
Тем не менее тревога не покидала меня. Но шоколад и лепешки были так вкусны!
— Вы неплохо живете, капитан, — сказал я.
— Конечно. Моя жизнь проходит в море, и я не вижу причин для аскетического образа жизни. Человек нуждается в комфорте, а я не могу получить его больше нигде.
Вдруг в каюту вбежал матрос:
— Барк, капитан! Вошел в бухту, но к нам не приближается.
— Спасибо, Сэмюэл. Поднимите людей, но всем стоять по своим местам. Каждому выдать по порции рома. Я сейчас поднимусь.
Он налил нам еще по чашке шоколада, в том числе и себе.
— Не слишком ли вы благодушны, капитан? — спросил я.
— Нет, я уверен в себе. Я верю в свое судно и в своих людей. Что делает Лекенби — не так уж важно. Он не предпримет атаки на мое судно. Его барк меньше нашего судна, и у него меньше пушек, а Рэйф Лекенби человек осмотрительный. Он не допустит, чтобы его барк разбили прежде, чем он обзаведется другим. Вероятно, сейчас он выполняет обманный маневр или же выбирает позицию для будущей атаки. Если верно последнее, то один матрос может наблюдать за ним не хуже дюжины. Мы просто должны быть в готовности. У Лекенби преимущество атакующей стороны, он сам выбирает место и время атаки.
Дэбни поставил на стол свою чашку.
— Вы недавно были во Франции, капитан. Не встречались ли вы случайно с Монтенем
[22]
, автором «Опытов»?
— Нет, не встречался. Как вам известно, я служил в испанской армии, и она вела боевые действия против Генриха Наваррского. Мы потерпели поражение, и я попал в плен. Мне известно, что со времени чумы Монтень больше не мэр Бордо. Я слышал, что он был посредником в переговорах Генриха Наваррского и Генриха Третьего.
— Король Генрих освободил вас и удостоил беседы?
— Да, это так. — Я помедлил, тщательно подбирая слова. — Думаю, он что-то знал обо мне.
— Да? Очень интересно. А вы знаете, что у нас с вами, капитан, тоже есть общие друзья?
На моем лице, по-видимому, отразилось изумление, и он снова улыбнулся:
— Вы умеете выбирать друзей, капитан Чантри. Нужных друзей. Я имею в виду Джекоба Биннса.
Он был так доволен собой, что я почувствовал раздражение.
— Да, я действительно знаю Джекоба Биннса, — ответил я. — У него, видно, друзья повсюду, хотя, когда мы впервые встретились с ним, я принял его за простого рыбака.
— Понятно. Кем только он не был! — Капитан помолчал, прислушиваясь к движению на палубе. Он, казалось, улавливал и скрип снастей, и топот ног, и плеск волн. — Если вас это удивляет, — продолжал он, — я могу объяснить. Джекоб Биннс в своем роде очень важная персона. В мире существует одна тайная группа, тайное общество, если хотите, объединяющее людей определенного опыта и идей. Общество возникло в далекие-далекие времена, оно древнее любых других обществ и даже известных ныне мировых религий. Оно не признает ни границ, ни берегов морей. Число его членов невелико, но их можно встретить всюду. Джекоб Биннс является связующим звеном между членами этого общества. Не подлежит сомнению, что он или кто-то из его близкого окружения знал, кто вы и откуда.
Мне не понравилась эта таинственность, появилось неприятное ощущение, что какие-то неведомые силы манипулируют мною, пусть даже и дружественные. Но Джекоб Биннс и впрямь был мне хорошим другом.
В каюту снова вбежал матрос.
— Капитан, барк направляется к выходу из бухты. Кажется, он идет в море.
Дэбни сразу поднялся на ноги.
— Думаю, он идет не туда. — Он обернулся ко мне: — Пойдемте на палубу, Чантри. Похоже, сейчас начнется.
Я стремительно вскочил. Гвадалупа тоже вскочила, но я остановил ее:
— Оставайся здесь... тут безопаснее. Я не хотел бы тревожиться о тебе во время схватки.
Темные тучи низко нависли над головой. Море еще бороздили белые гребешки, но волнение постепенно ослабевало. «Добрая Катерина» стояла на якоре в ста ярдах от берега, бухта была очень маленькой. И барк, направляясь к выходу из нее, шел вдоль внешнего края.
Внезапно он резко изменил курс и направился к нам, но тут же снова отвернул в сторону. Я удивленно посмотрел на капитана Дэбни:
— Что это значит? Он выходит в море? Или же собирается атаковать нас? Что он делает?
Вдруг раздался крик Гвадалупы.
Обернувшись, я увидел, как пираты в мокрой одежде, с кортиками в зубах перелезали через фальшборт. В то время как все наше внимание было сосредоточено на, казалось бы, бессмысленных маневрах барка, нападавшие подобрались к судну вплавь с берега. Они быстро вскарабкались и мгновенно заполнили нижнюю палубу, которую в этот момент никто не защищал!
Мы с капитаном наблюдали за нападавшими, стоя на шканцах. Внизу, под нами, стояла одна только Гвадалупа, в ужасе застывшая в дверях коридора, ведущего в кают-компанию.
Атакующие, и в их числе Рэйф Лекенби, на мгновение замешкались, озадаченные тем, что палуба, на которой они ожидали встретить неприятеля, оказалась пустой. Они недоуменно оглядывались по сторонам... И тут капитан Дэбни выстрелил из своего пистолета.
Он целился в гущу пиратов. Один из них упал. На звук выстрела из кормового кубрика высыпали наши матросы. Команда Лекенби оказалась застигнутой врасплох неожиданной атакой наших матросов.
Спрыгнув на палубу, я ударил шпагой смуглого пирата с голой волосатой грудью и серьгой в ухе. Лезвие лишь слегка поцарапало его, и он ринулся на меня. Я нанес сильный нижний удар, и моя шпага пронзила его насквозь. На мгновение я застыл лицом к лицу с умирающим противником, но затем уперся ему в подбородок левой рукой и высвободил клинок.
Рэйф Лекенби стоял неподалеку и выжидающе улыбался. Приветственно подняв шпагу, он воскликнул:
— Немало времени прошло с тех пор, как мы встретились впервые, Тэттон Чантри!
— Этого стоило подождать, Рэйф, — ответил я. — Стало быть, ты хочешь умереть сейчас?
Он громко и весело расхохотался:
— Умереть? Я? Да я только начал жить!
Мы скрестили шпаги.
Его искусство сильно возросло — я сразу это почувствовал. Вокруг нас кипел бой, но мы не обращали на него внимания. Мы наконец встретились, и я сразу вспомнил ту ужасную ночь в горной пустоши, когда был на волосок от гибели.
Лекенби дрался хладнокровно и умело. Им владела одна страсть — жажда власти. Он был рожден, чтобы господствовать либо умереть в сражении за господство. Если он и любил что-нибудь, так только шпагу и бой на шпагах.
