У меня невольно дернулся уголок рта в слабой улыбке. Забавно было видеть, как под маской сдержанного закрытого идейного юного чекиста проглядывает хвастливый мальчишка. Значит, не все еще потеряно? Где-то там, глубоко внутри, он все тот же мечтающий произвести впечатление круглоглазый пацан?..
– Я занялся арабистикой, хотел работать на восточном направлении… Откуда я мог знать, что в числе данных на агентов, которых предположительно можно будет использовать на Востоке, вдруг увижу тебя? Это я должен тебя спросить, как ты во все это вляпалась? Стала пособницей воров и аферистов?
– О, великолепно! То есть ты весь в белом, а я – падшая женщина, – ерничала я. – А ты для себя считаешь нормальным – работать на организацию, которая вербует людей вот такими методами? Которая загоняет человека в ловушку, не оставляет ему выбора, а затем использует в своих целях и просто уничтожает, если он становится не нужен или чересчур опасен?
– Я не стану это обсуждать, – загремел вдруг он. – На то есть причины и… И не мне решать, правильно это или нет. Я просто хочу, чтобы люди на земле жили спокойно и счастливо. Чтобы не плодились ублюдки, которые им угрожают. Хочу… хочу бороться за мир. Может быть, по-твоему, это смешно или недостойно…
– Бороться за мир… – подхватила я. – Воевать за мир – это все равно, что трахаться за девственность!
– Хватит! – внезапно рявкнул Володя и хлопнул ладонью по столу.
Что ж, командный голос у него выработать сумели.
Кто бы мог подумать, что худенький вечно голодный мальчик станет с возрастом способен на такой рык?!
Я замолчала, разглядывая стоявшего передо мной мужчину. Я пыталась понять, чего же в нем больше – нового, непонятного и в чем-то отвратительного мне или старого, привычного, детского…
– Хватит, – уже спокойнее повторил он. – Давай на этом остановимся. Как бы там ни было, выбора у тебя нет, придется действовать в заданных обстоятельствах. И я очень хочу, чтобы ты осознала… Это действительно твой последний шанс. Я взял тебя под свою ответственность. Если ты… если у нас ничего не получится, у меня будут проблемы. И я уже ничем не смогу тебе помочь.
Я видела, что выговорить это ему было тяжело.
Возможно, моя реакция затронула его куда глубже, чем он счел возможным показать. Мне вдруг впервые подумалось, что Володя мог выбрать свой жизненный путь, по-детски мечтая когда-нибудь поразить меня – девочку, которая для него всегда была слишком взрослой, чересчур недоступной. Может быть, он, проводив меня тогда в Москву, скучая по мне, вспоминая и не имея возможности увидеться, воображал себе какую-нибудь нашу будущую встречу. Он станет блестящим офицером, этаким Джеймсом Бондом, суперагентом, овеянным флером тайны, и вновь объявится в моей жизни! И я тогда не смогу уже подсмеиваться над ним и ерошить ему волосы на затылке…
А получилось – то, что получилось.
Он внезапно оказался на стороне моих врагов и вызвал не изумление и восторг, а страх, брезгливость и ненависть. Это…
Это, наверное, было для него тяжело.
– Пожалуйста, – с нажимом сказал он. – Давай постараемся действовать сообща и добиться успеха. Я… я очень тебя прошу.
И мне вдруг вспомнилось почему-то: «Не езди купаться, пожалуйста! Вода еще холодная, голос посадишь!» Как он смотрел на меня тогда, такими горячими отчаянными мальчишескими глазами. Вот как теперь…
Я невесело усмехнулась, сказала:
– Поняла, Володенька, – и протянула ему руку.
С этого момента все изменилось.
Я не то что воспылала желанием стать лучшим из когда-либо существовавших тайных агентов, а просто вдруг осознала, что все, что со мной произошло, – это всерьез.
Что предаваться сожалениям и рефлексиям на тему: «Как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я не…» – не просто глупо и бессмысленно, но и опасно.
И согласилась на игру в заданных обстоятельствах.
Я должна была посещать занятия, учиться, стараться и выдавать на-гора результат. Должна – чтобы не погибнуть самой и не навлечь неприятности на Володю.
Как бы там ни было, он сейчас был единственным близким мне человеком – единственным, кого я знала еще до того, как моя жизнь провалилась в тартарары.
И я старалась.
Я добилась того, что арабская вязь перестала быть для меня только замысловатым узором. Она начала наполняться смыслом, делиться на слова и предложения. Я послушно заучивала оттенки произношения, характерные для разных регионов, и оттачивала отдельные диалекты, что мне – спасибо музыкальному слуху – давалось довольно легко. Я снова и снова упражнялась в стрельбе, училась поражать цель лежа, стоя, от бедра, на бегу. Запоминала типы оружия, училась разбирать и собирать его, а также изготавливать из подручных материалов.
Я научилась стрелять, быстро и точно, из любого оружия. Наизусть зазубривала особенности стрельбы из береты, Стечкина, Вальтера. Но особой своей гордостью считала навык стрелять одновременно из двух гранатометов.
Навсегда запомнила тот день, когда меня вывезли на машине в какое-то стылое, смерзшееся ноябрьское поле и вручили в руки два тяжелых смертоносных оружия.
Володя, стоявший рядом, повторял то, что я успела уже усвоить на занятиях:
– Не забудь о том, что граната после выстрела летит по особой крутой траектории. Тебе нужно хорошенько запомнить какой отрезок на местности она пролетает, чтобы потом уметь определить его на глаз.
– Я помню, – огрызнулась я, едва удерживая в руках два тяжелых ствола.
– Теперь смотри, один – на плечо, – Володя шагнул ближе и помог мне закинуть один из стволов на правое плечо. – Держи вот здесь. Тверже руку. Вот так. Второй – под мышку, слева.
Он помог мне умостить второй гранатомет под левую руку.
– Теперь давай!
И я выстрелила. С правой руки, затем с левой. Едва не оглохла от обрушившегося на поле грохота, едва не опрокинулась навзничь под силой отдачи. Но выстояла, остолбенело глядя вперед, где оседала взвившаяся в небо от моей стрельбы земля. Володя тоже смотрел вперед, туда, где рванули гранаты. Затем перевел взгляд на меня, и я увидела в его глазах что-то, похожее на восхищение. Но вслух он лишь сдержанно сказал:
– Неплохо, давай еще раз.
Я задружилась с толстозадой психологиней и внезапно обнаружила, что информация, которую она излагала, довольно интересна. Благодаря ей я умела теперь исподволь внушить собеседнику свою точку зрения и вызвать негативную реакцию окружающих к мнению своего оппонента, ничем не проявив враждебности или предвзятости. Забавным было то, что слоноподобная мадам учила меня также и искусству обольщения: как исподволь войти в доверие мужчине, сделать так, чтобы между вами возникла «духовная близость», заставить его добиваться себя, искренне считая, что именно об этом он всю жизнь и мечтал, а затем аккуратно вытащить из него все секреты и тайные сведения. Иногда сквозь застекленную до середины стену кабинета психолога я видела Володю, наблюдавшего за нашими занятиями. Во взгляде его читалось одновременно восхищенное одобрение – его подопечная проявляла недюжинные способности, и скрытое напряжение, может быть, даже болезненность, словно ему тяжело было наблюдать, как успешно у меня идут дела.
