Плечи его дернулись под моими руками, и я усилила нажим. Мягко, плавно, без резких движений, без боли и дискомфорта. Расслабься, доверься мне, погрузись в сонное марево…
Господи, до чего же я была самой себе ненавистна в этот момент!
– Трудно объяснить, – глухо отозвался он. – Меня вечно не было дома, работа всегда на первом месте. Со мной вообще-то не так уж легко ужиться…
– Не могу себе такого представить, – прошептала я, наклонившись и касаясь губами мочки его уха.
– А что насчет тебя? – спросил он, не поднимая головы. – Ты была замужем?
– Нет.
– Почему?
– Меня вечно нет дома, и работа всегда на первом месте, – повторила его слова я. – Да и ужиться со мной не так легко, можешь себе представить?
– Нет, – произнес он куда-то вниз, в сплетение нитей циновки.
– В моем случае это все же не так серьезно. – Я осторожно, мелкими шажками продвигалась к своей основной цели. – Ну, знаешь, концерты, гастроли, репетиции… Это выматывает, конечно, но ни в какое сравнение не идет с тем, как приходится тебе. Такая ответственность… Нелегко, наверное, на такую работу решиться?
– Я никогда этого не хотел, не стремился, – отозвался он. – Я просто служу, выполняю свой долг. И если мне говорят, что я могу принести больше пользы на более высоком посту, я подчиняюсь. Хотя я был бы вполне удовлетворен своей жизнью, оставаясь простым офицером…
– Значит, ты не тщеславен? – удивилась я.
– Абсолютно нет, – признался Олег. – Моя должность для меня – бремя, а не привилегия.
Не тщеславен, не жаден до денег, не падок на роскошь…
Ради чего он мог бы впутаться в это дерьмо? Стать предателем, связаться с крупнейшей террористической организацией? Он не одержим какой-либо идеей, не невежественный фанатик, не пешка в чужой игре…
Но должен же быть у него какой-то мотив? Что там обычно бывает?
Долги, больной ребенок, угроза шантажа…
Однако дочь Радевича вполне здорова и довольна жизнью, мать умерла много лет назад, супруг бывшей жены и сам человек весьма состоятельный.
Долги, компромат, тайные незаконные пристрастия…
Если бы что-то такое имелось, я бы раскопала это давным-давно.
У «Камаля» не было никаких рычагов давления на Радевича. Значит, он должен был вступить с ними в сговор добровольно. Я не видела ни одного мотива, руководствуясь которым он мог бы это сделать.
– Скажи, а бывало такое, что кто-то из твоих подчиненных оказывался нечист на руку? Замешан в каких-то махинациях?
Я действовала грубо, неосторожно.
Но ведь Радевич не мог не знать о том, что часть курируемого им вооружения где-то по дороге бесследно растворяется? Значит, должен был и сам кого-то подозревать…
Как мне сейчас хотелось, чтобы он рванулся из моих рук, опрокинул меня на пол и схватил своими большими горячими руками за горло. Чтобы выдал себя, наконец! И избавил меня от этих выкручивающих нутро сомнений: а вдруг не он?
Вдруг все же ошибка?..
Пускай он узнает обо мне все, поймет, что я жестоко использовала его, шпионила, пускай возненавидит и никогда больше не подпустит к себе и близко.
Пусть только окажется невиновен!
Но Олег лишь, не поднимая головы, слегка дернул плечами.
– Всякое бывало, конечно. Попадались и взяточники, и махинаторы. Не так уж часто, но попадались. И почти всегда удавалось довольно быстро это выявить и пресечь.
– Ну-у, я имела в виду, что-то более серьезное, чем взятки, – подчеркнуто легкомысленным мурлыкающим голосом произнесла я. – Шпионы, двойные агенты, перебежчики… Такое же не только в кино бывает?
– Не только в кино, – отозвался Олег глуховато.
И замолчал.
Черт, я подобралась так близко!
Мне бы хоть какой-то намек, случайную оговорку, недосказанность, ошибку, неточность. Я бы поняла тогда, в нужную ли сторону копаю…
– Мне всегда интересно было, на что рассчитывают подобные люди, – продолжала я безмятежно. – Ведь их же потом все равно найдут. Даже если они получат свои деньги, сбегут, изменят имя, спецслужбы же их все равно вычислят и уничтожат. Или в самом деле можно так спрятаться, что никто никогда тебя не найдет?
– Нельзя, – помолчав, тяжело произнес Олег. – Систему переиграть невозможно. Только если… заключить сделку. Что-то в обмен на что-то.
У меня вдруг нехорошо толкнулось в груди.
О чем он сейчас? Возможно, что Олег раскрыл меня? Догадался? Вычислил? Может ли быть, что все это время мы кружили друг вокруг друга, собирали сведения, подглядывали, подслушивали, следили?
Если я, этакая мягкая, кроткая, любящая, заботливая, идеальная женщина, могла ломать комедию, сидя рядом с ним на полу и массируя ему спину так, словно это было важнейшим для меня занятием в жизни, мог ли и он точно так же искусно разводить меня?
Разумеется. Легко!
Или все же он имел в виду что-то другое?
Я применила кое-какие техники: Олег сейчас должен был быть расслаблен настолько, что любое подозрение в мою сторону выдал бы прямым текстом.
Или нет…
Или он и этот маневр раскусил и тут ухитрился меня обмануть?! Возможно ли это, находясь под воздействием легкого гипноза? Возможно, все возможно. Существуют приемы, позволяющие обмануть даже детектор лжи.
Меня саму им обучали.
– А это возможно… заключить такую сделку? – медленно спросила я.
И тут в дверь постучали, и в комнату заглянула Лали:
– Олег Сергеевич, вы просили напомнить. В 10 часов прием у консула…
Сонное расслабленное марево в одну секунду рассеялось. Олег повел плечами, отодвигая мои руки, и пружинисто вскочил на ноги – собранный, сильный, уверенный в себе, словно и не он минуту назад плавился под моими точными прикосновениями.
– Спасибо, Лали, – отозвался он, – я помню.
Грузинка ушла.
Радевич склонился ко мне, все еще сидевшей на полу, взял мои руки в свои, поднес к губам и по очереди поцеловал.
– У тебя чудесные руки, – произнес он. – Мне гораздо лучше. Спасибо!
– В любое время, – улыбнулась я, скрывая досаду.
Проклятая домработница! Не могла явиться десятью минутами позже!
Или это не было случайностью? Черт, я уже становлюсь параноиком!
Мне казалось, я все бы отдала за возможность просто провести вечер с Олегом, бездумно предаваясь эмоциям и не пытаясь ежеминутно разгадать каждый его жест, каждый взгляд, отыскивая двойное дно во всех его словах и поступках.
Впрочем, отдала все – громко сказано.
