– Но ведь он погнался за мной – тот, бритый! Он погнался за мной, и мне пришлось застрелить его…
– Он погнался за тобой уже после того, как ты свернула шею агенту… – простонал Володя. – Это ничего не доказывает. К тому же… он не угрожал тебе оружием. Это вообще мог быть кто угодно. Сотрудник службы безопасности галереи, например…
Я смотрела в его за последние несколько минут потемневшее и словно постаревшее лицо, и постепенно весь ужас моего положения начинал доходить до меня.
До сих пор больше всего меня волновало, что я замарала руки кровью и к тому же провалила задание.
И только теперь начала понимать, что произошло на самом деле. Я убила сотрудника разведки, агента, работавшего под прикрытием, и не имею на руках ни малейших доказательств, что поступила правильно.
Что там до сих пор на мне висело? Хищение государственных ценностей?
Господи, да по сравнению с тем, что числилось за мной теперь, это можно было приравнять к краже карамелек из маминого буфета!
Что теперь мне грозит? Меня опять возьмут под стражу, отдадут под суд и посадят?
Ох, что-то очень сомневаюсь…
Скорее всего отныне вы, несравненная Айла, можете официально считать себя живым мертвецом. И очень скоро слово «живой» в этом сочетании уже станет лишним.
Я прикусила губу, посмотрела на Володю, что-то напряженно соображавшего, хмуря брови, и твердо заявила:
– Я не вернусь домой. В смысле, не полечу в Россию.
– О том, чтобы нарушить приказ, не может быть и речи, – отрезал он.
– Володя, очнись! – проговорила я. – Послушай меня! Ты же понимаешь, в каком я теперь положении. Меня убьют там… Пожалуйста, прошу тебя, дай мне уйти! Я выброшу документы, изменю внешность, залягу на дно… Я как-нибудь выкарабкаюсь. Это мой единственный шанс. Уеду на край света, туда, где меня не найдут… Прошу тебя, Володенька!
Я взяла его руку в свои, но он с досадой выдернул ладонь.
– Хватит! Где ты нахваталась этой романтической чуши? Уеду на край земли… Алина, пойми, вот тогда твоя жизнь точно не будет стоить и гроша ломаного. Тебя все равно найдут, рано или поздно, и грохнут уже безжалостно, как предателя, дезертира… Твой единственный шанс – это возвращаться домой и довериться мне. Я подумаю, как нам это разрулить, я постараюсь…
– Возьмешь всю вину на себя, что ли? – саркастически уточнила я. – Нет, Володя, на это я пойти не могу…
– Я не смогу взять вину на себя, – с усилием выговорил он и поморщился, словно от зубной боли. – Но я придумаю, как подтвердить, что слежка действительно была, и смогу убедить Юрия Остаповича дать тебе еще один шанс.
– И как же тебе это удастся? – усмехнулась я. – Будешь клясться на крови? Руку на отсечение давать?
– Однажды ведь это мне уже удалось, – тихо сказал он.
И мне вдруг вспомнился снулый капитан Рыбкин, его слова: «Я давно отдал бы распоряжение отправить вас отсюда, но нашелся один сотрудник, который согласился работать с вами под свою ответственность».
Володя однажды уже поручился за меня, и ему поверили. Может быть, ему удастся и на этот раз?
– Просто доверься мне, ладно? – попросил он.
– Добрый и отважный рыцарь снова меня спасает? – не смогла не съерничать я.
И он, дернув плечами, отозвался:
– Выходит, что так.
По возвращении в Москву меня ощутимо трясло.
Каждую чертову ночь, каждый день, каждую минуту я ожидала, что за мной придут. Шарахалась от каждого скрипа, вздрагивала от каждого показавшегося вдруг подозрительным лица в уличной толпе. Однажды едва не вырубила зашедшего вслед за мной в подъезд мужчину, оказавшегося соседом с шестого этажа.
На несколько дней про меня как будто бы забыли.
Я подозревала, что сделано это было нарочно, чтобы довести меня до полного нервного истощения, чтобы я сломалась и была готовой уже на что угодно. Это можно было считать положительным признаком: значит, для чего-то я еще была нужна, убирать меня не планировали.
С другой стороны, такая стратегия могла быть выбрана и для того, чтобы я поверила, что все обошлось, расслабилась – и спокойно подпустила к себе убийцу…
Вестей от Володи тоже не было, и порой я цепенела от ужаса, представляя, что заступничество за меня ему повредило, что теперь он сам, как и я, попал в лопасти этой огромной, безостановочно работающей мясорубки.
Наконец, насморочным оттепельным утром зазвонил проклятый черный аппарат, в трубке прозвучал пароль, и подъехавшая в условленное место машина отвезла меня на уже знакомую дачу, на встречу с Юрием Остаповичем.
На этот раз я оказалась здесь одна.
Володи не было.
Кукловод встретил меня в удивительно уютной светлой комнате, где потрескивал камин, а за окном барабанили в подоконник мутные капли, срывавшиеся с острых кончиков хрустальных сосулек.
– Ну, что, голуба моя, натворила ты дел? – насупился Юрий Остапович.
Я стояла перед ним, словно набедокурившая школьница, и ненавидела каждую пору на его коже, каждое мимолетное движение его бровей, губ, пальцев. Всю его спокойно-расслабленную манеру играть со мной, как блохастый беспородный дворовый кот играет с пойманной птицей.
– Сотрудника нашего на тот свет отправила, земля ему пухом… А главное, эмира прощелкала. Нехорошо, ох, нехорошо.
Клянусь, мне казалось, что он сейчас отечески потрясет у меня перед носом пальцем и велит встать в угол.
– За нами была слежка… – начала я, и он тут же скорчился и замахал на меня руками:
– Наслышан, наслышан… Твой защитник очень рьяно тебя отстаивал. Видно, зацепила ты его чем-то… Чем интересно, не знаешь? Ай-ай, женатый ведь человек…
Боже, как мне хотелось вцепиться ногтями в его просвечивавшую сквозь редкие русые пряди лысину!..
– Не стоило бы спускать это вам с рук… – продолжал он меж тем. – Ну, да кто я такой, чтобы разрушать такую дружбу. Чай, не сатрап какой, не деспот, а, как считаешь?
Он искривил тонкие губы в издевательской ухмылочке, а затем вдруг посерьезнел:
– Только ведь ты понимаешь, что теперь у нас с тобой все очень серьезно будет? Без шуток, без выкрутасов всяких: «это я не хочу, этого не умею…» Отдаешь себе отчет, Алина? Или, прости, как там тебя теперь? Айла?
– Отдаю, – кивнула я. – Юрий Остапович, я понимаю, что очень обязана…
Он снова прервал меня жестом руки:
– Не благодари, некогда мне это все слушать. Иди, Алина, работай! И помни: эмир этот у нас теперь за тобой будет числиться. Должок у него перед тобой, а? Ну, заметано, как говорится. Обещаю, без тебя его брать не будем…
Я так и не узнала, как удалось Володе убедить его не трогать меня. Какие доказательства он предоставил, какие доводы привел? Зато я теперь твердо знала одно: всем моим наивным мечтам о том, что когда-нибудь мне суждено будет выбраться из этой кабалы, сбыться было не суждено.
