И именно поэтому явился пешком, в выпачканных брюках, с царапиной на щеке и совершенно потерянным выражением лица…
Как бы не так!
Очевидно было, что настоящую причину своего исчезновения Радевич сообщать мне не собирается. Выехав из Стамбула, мы устремились на запад, в сторону Бурсы.
Места, по которым мы ехали, становились все более и более пустынными. По обочинам дороги мелькали какие-то промышленные строения, портовые заводы, заброшенные пристани. Внизу, на волнах, виднелись тронутые ржавчиной борта старых грузовых судов.
Я отлично понимала, что для романтической прогулки место выбрано довольно странное. Поглядывая в окно, я аккуратно просунула руку в сумку и сжала рукоять пистолета. Радевич, наконец, сбросил скорость, припарковал машину у обочины, перегнулся через мои колени и распахнул передо мной дверцу машины.
– Приехали! Выходи!
Я почти уже выбралась из машины, когда он вдруг тронул меня за плечо и сказал:
– Сумочку можешь оставить. Там дикий пляж, зачем она тебе?
Я улыбнулась и кокетливо покачала головой:
– Что ты, как я могу хоть на десять минут остаться без расчески и зеркала?
Олег посмотрел на меня как-то странно, досадливо, словно у меня оставался последний шанс справиться с каким-то заданием, а я бесславно его упустила, и передернул плечами.
– Ну, как хочешь. Тогда пойдем?
Он звякнул ключом сигнализации, протянул мне руку и повел куда-то вниз, по осыпающимся из-под туфель камням.
Каменистый склон густо зарос ползучей травой. Внизу тяжело плескалась темно-синяя, отливающая золотом под солнечными лучами вода. Чуть ниже по склону начиналась проржавевшая лестница, ведущая, кажется, на заброшенный причал. Сверху видно было, как у полуразрушенного бетонного пирса покачивалась на волнах облупленная лодчонка, временами гулко ударяясь бортом о металлическую подпорку.
Вокруг не было ни души.
Впереди возвышались подсвеченные снизу строения крупной электростанции.
Именно к этой лестнице Олег и повел меня, рассказывая на ходу:
– Ты не представляешь, какая здесь чистая вода. А дно… Я научу тебя ловить мидий, устроим пикник. Ты знаешь, как жарить мидий? Нужно развести костер, установить вокруг огня опоры и положить на них жестяной лист. Высыпать на него раковины и ждать. Со временем они начнут пощелкивать и раскрываться…
– М-мм… – заинтересованно протянула я.
Одна моя рука цеплялась за Олега, второй же (к сожалению, левой) я уже вытаскивала из сумочки пистолет.
Именно это и сыграло решающую роль – то, что Олег на подходе к лестнице решительно подхватил меня под правую руку. Разумеется, меня учили действовать обеими, и по сравнению с обычным человеком я владела левой рукой куда лучше. Но все же не так хорошо, как правой.
Этим крохотным преимуществом Олег и воспользовался.
Он внезапно сделал быстро ловкое движение, перехватил меня за талию и выкрутил левую руку. Вырываясь, я машинально нажала на спусковой крючок.
Грохнул выстрел – и эхо гулко прокатилось по прибрежным скалом. Пуля чиркнула о валун, выбив оранжевые искры. Руку пронзила тянущая боль, ослабевшие пальцы выронили пистолет, и он со стуком ударился о камни и поехал вниз по склону к воде, казавшейся черной у самых опор причала.
– Ну, наконец-то, – прохрипел Олег мне в ухо, продолжая удерживать меня мертвой хваткой. – Теперь поговорим по существу.
Он прижимался ко мне со спины. Крепкое горячее тело, которое я так хорошо успела изучить и… полюбить?
Я изо всей силы мотнула головой назад, ударяя его затылком в подбородок, и одновременно с этим постаралась каблуком туфли ударить его в пах. Он охнул от боли и от неожиданности чуть ослабил захват. Я вырвалась и понеслась вниз по лестнице.
Я понимала, что саму себя загоняю в ловушку, но путь наверх был мне закрыт – мощная фигура Олега перекрывала практически весь проход по лестнице.
Дотянуться до пистолета не представлялось возможным.
Оставалось лишь бежать вниз и надеяться, что мне удастся выиграть время, разжиться какой-нибудь арматуриной, подкараулить Радевича и вырубить его.
Теперь уже ясно было, что Олег меня раскрыл.
Вот только почему он действует один? Сам? Почему не поручил разобраться со мной кому-нибудь из охраны? Потому что никто не знает про его тайный бизнес?
Никто, кроме меня.
На бегу я избавилась от туфель, спрыгнула на нагретый цемент пирса, рванула в сторону и притаилась за какой-то фанерной выцветшей будкой.
Что здесь можно использовать как оружие? Пожалуй, вот, обломок весла…
Я постаралась выровнять дыхание и прислушалась, ожидая, с какой стороны раздадутся шаги. Только не думать о том, что сейчас обрушишь удар на тот висок, который меньше суток назад так нежно целовала, не думать, как подмокнут от крови волосы, в которые тебе так нравилось погружать пальцы.
Тебе ведь уже доводилось такое делать, да?
Вот только тогда все было иначе, тогда ты ничего не испытывала к тем мужчинам…
Чушь! Радевич ничем не отличается от остальных. И теперь уже сомнений нет в том, что он виновен.
Прекрати рефлексировать, просто выполняй свою работу!
Во всем случившемся дальше вина была только моя.
Радевич, без сомнения, был гораздо крупнее и сильнее меня. К тому же человек этот был профессиональным военным, обладавшим недюжинной подготовкой. Мое преимущество заключалось только в непредсказуемости, неожиданности.
И я бесславно упустила его.
В ту секунду нельзя было ни о чем думать, только действовать – на инстинктах, как животное, загнанное в ловушку. Я же лишь на йоту ослабила контроль, поддавшись противоречивым чувствам.
И это мгновенно сработало против меня.
Я не успела…
Не почувствовала, как Олег бесшумно подобрался ко мне не с той стороны, откуда я ждала, ударил в солнечное сплетение, выбивая из груди воздух. Меня скрутило, я не могла вдохнуть, сипло кашляла, задыхаясь. Он же, вырвав из моих рук обломок весла, просто выволок меня из-за будки на центральную часть пирса и принялся приматывать мои запястья к желтому, давно не крашенному буну.
Лицо у него при этом оставалось абсолютно невозмутимым, лишь над верхней губой чуть поблескивали капельки пота.
А глаза – глаза, которые все последние дни были такими глубокими, живыми, теплыми, внезапно снова стали плоскими, жесткими, опасными.
Покончив с руками, Олег принялся за мои ноги, торопясь обездвижить меня, пока я полностью не пришла в себя и не обрела вновь возможность сопротивляться.
Удостоверившись, что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, он подобрал мою сумочку, выпотрошил ее и, размахнувшись, зашвырнул все содержимое в море. Затем занялся моими украшениями. Снял кулон с шеи, браслеты, серьги. Действовал решительно, но осторожно, видимо, по привычке боялся причинить мне боль. Украшения последовали за сумкой.
