Я шла к нему медленно, на подламывающихся ногах, и твердила себе: «Это не он. Не может быть он! Он же аналитик, не боец. Он не полез бы в бой. Ты же не видишь его лица, как ты можешь думать, что это он?»
И с каждым шагом я понимала, что это – Володя. Он возглавил операцию сам, зная, что где-то там, в руках у террористов – я. Надеясь вытащить меня, спасти, как он спасал меня всю мою жизнь…
Единственный человек, кто полюбил меня раз и навсегда, принял со всеми недостатками и что угодно готов был сделать, лишь бы со мной все было хорошо. Человек, любивший меня молча, ничего не прося, ничего не требуя, ни на что не надеясь. Любивший преданно и безнадежно.
Боже, только бы это был не Володя!
Поравнявшись с ним, я рухнула коленями на бетон, прикоснулась к лежащему передо мной телу, осторожно перевернула его на спину и приподняла край шапочки.
Вот оно – лицо идеального шпиона, неброское, незаметное, совершенно обычное. Лицо, в котором я знала каждую черточку. Эти серые в темную крапинку глаза, русые волосы, высокий чистый лоб, твердая линия теперь сделавшихся бескровными губ…
«Не ездий на Волгу, Алинка, вода еще холодная, связки простудишь».
«Машинки до сих пор у меня. Только «Волгу»-такси Гришка Багров в девятом классе стащил».
«Я взял тебя под свою ответственность, это наш с тобой единственный шанс».
«Это больше не повторится. Прости».
«Будь осторожна».
Володенька, милый, надежный, преданный Володенька! Как это могло случиться? Зачем? Ведь у тебя там, где-то в Москве, жена, сын…
Володя! Это ведь из-за меня, да? Как всегда…
Я не рыдала, не билась в истерике.
Просто сидела на цементном полу, держала руками его голову и прижималась лбом к его остывающему лбу.
Мой мальчик, мой воробушек, младший братишка, непримиримый наставник, самый преданный человек из всех, кого я встречала. Единственный, любивший меня безусловно, безнадежно. Жизнью пожертвовавший, чтобы спасти меня и исполнить свой долг.
Володенька… Володя…
Невозможно было поверить, что я никогда больше не услышу его голос, никогда не поймаю на себе его взгляд, как всегда сдержанный, сосредоточенный и в то же время – самый преданный из всех, что я когда-либо видела.
Володя…
Кто-то обнял меня за плечи, осторожно повлек вверх, заставляя оторваться от Володиного тела.
И я услышала, как Олег с нежностью шепнул мне в ухо:
– Пойдем!
Автомобиль притормозил на светофоре.
Вдоль отбойника, разделявшего полосы шоссе, пробирался какой-то сотрудник городских служб в яркой жилетке. Под мышкой у него зажат был рулон каких-то плакатов. Остановившись у бетонной тумбы, он развернул один из плакатов и принялся наклеивать его прямо поверх устаревших афиш.
Одна из которых была моей:
«Айла: «Приказано забыть!»
Я невесело усмехнулась.
Что ж, все закономерно. Все в этом мире слишком непрочно и преходяще. Гастроли заканчиваются, и еще вчера обожавшие тебя зрители переключают свое внимание на другого кумира.
Sic transit – и тому подобное…
Вот и пришло время прощаться с моим любимым городом, с вечным Ноевым ковчегом – шумным, ярким, разным, непредсказуемым, никогда не засыпающим.
Прощай, Стамбул, сердце мое, любовь моя…
Прощай.
А может быть, до свидания…
Мне, вечной скиталице, не привыкать прощаться с местами и людьми, ставшими мне дорогими. Но в этот раз здесь я потеряла человека, без которого такое долгое время не мыслила себя, человека, бывшего мне защитой и опорой, моего названного брата, моего Володю.
И теперь, беззвучно шепча «прощай», я расставалась не только с любимым моим городом, но и с ним.
К горлу подступили рыдания, я глубоко вдохнула, стараясь справиться с ними. Но удержать слезы все же не удалось, они медленно покатились по лицу.
И я на несколько минут позволила себе слабость – оплакать моего самого лучшего друга, моего Володю…
Автомобиль тронулся, я вытерла глаза, перевела дыхание, отвернулась от окна и посмотрела на сидевшего рядом Олега.
Видеть его в военной форме было для меня ново. Она как будто еще сильнее подчеркивала его обычную сдержанность и бесстрастность. Это была маска, которая меня уже не могла обмануть.
Олег не успел переодеться, потому что прямо с официальной передачи БУКа министерству обороны Турции приехал ко мне, чтобы успеть проводить в аэропорт.
Группа моя уже улетела утренним рейсом, багаж я отправила вместе с ними, так что сейчас ничего не отвлекало меня, не обременяло.
– Как ты объяснила своим людям, что пропадала на двое суток? – спросил Олег.
Он избегал смотреть на меня, сжимал губы и отводил взгляд.
– О, у меня замечательный продюсер – просто находка! Не моя находка, к сожалению, как ты понимаешь. Он всегда готов меня прикрыть в таких ситуациях.
– Ясно, – кивнул Олег.
У меня голову кружило от его близости и выматывающей сердечной боли, от того, что через несколько минут нам предстоит расстаться. Я накрыла его руку своей, и он немедленно переплел наши пальцы, все так же глядя куда-то в сторону.
– Тебе все же это удалось, – пробормотала я, рассматривая наши сцепленные пальцы.
– Удалось – что?
«Удалось разрушить мою выдержку, – хотелось ответить мне. – Разломать стены, которыми, как я полагала, давно уже обнесено все живое внутри меня. Удалось заставить меня чувствовать, стремиться, желать, умирать от нежности и боли… Удалось заставить меня почувствовать себя живой. И захотеть, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось!»
Я выдохнула и отозвалась:
– Удалось вовремя вернуть БУК.
– Да…
Автомобиль въехал на парковку аэропорта, водитель из команды Олега обернулся к нам и бесстрастно произнес:
– Приехали.
Нужно было уходить.
– Ты вернешься? – вдруг быстро спросил Олег, сжимая мою руку.
И наконец посмотрел прямо мне в лицо своими удивительными тепло-коньячными глазами.
– Не знаю, – качнула головой я.
Я действительно этого не знала.
Как я могла что-то обещать? Давать клятвы, строить планы, заставлять человека надеяться?
Это было как раз то, чего однажды меня лишили – не спросив моего согласия, просто поставив перед фактом.
И я, может быть, впервые так остро и больно осознавала, чего именно я лишена.
Но где-то глубоко внутри я знала твердо: я сделаю все для того, чтобы быть с ним!
