Но все мысли сворачивали к Валерии – неужели Леший прав? И вспоминала какие-то мелочи, на которые раньше не обращала внимания – подумала про первое знакомство, когда Валерия так легко, мимоходом заглянула в душу Марины. Тогда Марине это не показалось чем-то странным, тем более что Валерия ей помогла, но сейчас она понимала – Валерия действовала бесцеремонно. «Любви в ней ни капли нет, сказал Лёшка. Странно… – думала Марина. – А мне казалось, что я чувствую от нее тепло – тепло материнской любви, которой я была обделена в детстве. Неужели она мной… манипулировала все это время, как я Лёшкой когда-то? А зачем? Действительно – зачем я ей нужна, если?..»
Марина очнулась от стука в окно – заглядывал тот самый давешний мент:
– Вы одна? А где же ваш… кавалер?
– Пошел прогуляться.
– И как же это он такую красавицу одну оставил?
Марина нежно ему улыбнулась, собираясь осторожно по-своему осадить, но тот сам приосанился и сменил игривое выражение лица на серьезно-служебное:
– Па-апрошу ваши документики!
Подошедший Алексей молча предъявил документы – мент, не найдя, к чему придраться, отпустил их с миром, и Марина в зеркало видела, как он смотрит вслед отъезжающей машине, похлопывая полосатым жезлом по руке.
– Лёш, он решил, что мы тут так и стояли все это время, представляешь?
Но Лёшка даже не улыбнулся. Мрачно доехали, мрачно заселились в гостиницу, и Леший сразу же рухнул на постель и отвернулся от всего мира.
– Лёш, а поесть не пойдем?
– Марин, сходи одна, ладно? Я устал что-то, полежу.
Говорил он непривычно мягко, и Марина вздохнула: чувствовала, как ему плохо. Она присела рядом и протянула было руку – погладить по голове, но он, не оборачиваясь, пробормотал:
– Не надо, пожалуйста. Так еще хуже. Иди, Мариночка, не волнуйся. Я в порядке.
От этой «Мариночки» ей стало совсем тошно: сроду он ее так не называл.
– Ну ладно. Я пойду – поем, погуляю. Отдыхай.
– Возвращайся.
Он произнес это очень тихо, но Марина услышала и уже от двери сказала:
– Леший! Я люблю тебя – чтоб ты знал.
Увидела, как он вздрогнул, – и закрыла дверь.
Марина поела в ресторанчике, где совершенно очаровала молодого официанта, который ради нее даже выключил грохочущую музыку, потом отправилась погулять по вечерним улицам. Зашла в торговые ряды, заглянула в магазинчики, купила на развале книжку – не читанную прежде «Камеру обскура» Набокова – и вернулась в номер, где все в той же позе спал Алексей. Все это время она неотвязно думала про Валерию – в памяти всплывали какие-то разговоры, обмолвки, на которые раньше не обращала внимания, какие-то поступки, казавшиеся странными, а сейчас вполне вписывающиеся в ту картину, которую нарисовал Лёшка. Марина знала, что иной раз он видел лучше, чем она: «Тебе доброта твоя глаза застит, – говорил он. – Ты зла ни в ком не предполагаешь, потому что по себе всех судишь. А я вижу, потому что сам не без греха». – «А я-то чем лучше? – отвечала Марина. – Тоже, нашел святую!» А вдруг Леший прав?
Вернувшись в гостиницу, Марина долго читала «Камеру обскура» в гостиной при свете настольной лампы, время от времени хмыкая над текстом: надо же было наткнуться именно на этот роман, в котором, словно в кривом зеркале, чудовищно преломилась их собственная история! И главный герой был другим человеком, и обе героини, и сюжет – все, все было другое! И все то же самое: страсть, верность, предательство, обман, любовь… смерть. Хотя, пожалуй, Магда, героиня романа, чем-то напоминала Киру: детской жадностью, не знающей условностей, чувственностью? Наконец она дочитала и легла. Бросила взгляд на спящего Лёшку, который сегодня стал ей намного понятней благодаря Набокову, и в голове всплыла фраза из романа: «Уж так и быть – я тебя утешу». Среди ночи она проснулась, потому что проснулся Леший – встал, чем-то шуршал и скрипел, ходил по комнате, натыкаясь в полутьме на углы и тихо чертыхаясь, потом ушел в душ, вернулся и опять на что-то с грохотом налетел.
– Лёш, зажги ты свет, я не сплю.
– Да черт его знает, где он включается!
– Сейчас…
Марина зажгла ночник.
– Я тебя разбудил?
– Нет, я не спала, – ответила она, зевая. – А-а, да что ж такое-то! Иди ко мне…
Лёшка улегся рядом, уткнулся ей в грудь и засопел. Она погладила его по влажным волосам и позвала громким шепотом:
– Ле-е-ши-ий!
– Ау-у! – отозвался он. – Я зде-есь…
– Ты как? Поговоришь со мной или еще хочешь пострадать?
– Не хочу! – быстро ответил он и повернулся, чтобы видеть ее лицо.
– Нет? А то если хочете пострадать, так пожалуйста – мы вам тут же условия создадим и страдайте себе.
– Да не хочу я страдать, что ты в самом деле!
– Это хорошо. Ну, тогда я тебе докладываю: звонила домой, там все живы-здоровы и даже не сильно соскучились, Ванька опять что-то разбил, а Муся интересуется, не привезет ли ей папа из Костромы корону, как у принцессы?
– Мы теперь что, прынцессы?
– Да мы отродясь прынцессы, ты не знал?
– Это точно.
– Вот. И они нас с тобой отпустили на каникулы.
– На каникулы? Это что – на выходные?
– Зачем на выходные, на неделю.
– На неделю!
– А что? Лёш, да мы с тобой ни разу не отдыхали по-человечески.
– Мы с тобой вообще ни разу вдвоем не отдыхали.
– И я об этом. Прекрасно они без нас справятся: там бабушка, Ксения Викентьевна подольше побудет, Юлечка будет заходить. Не волнуйся.
– У меня работа… вроде как.
– Да ладно, ты все равно толком не работаешь.
– Тоже верно. Значит, каникулы? Здорово! И завтра можно спать целый день?
– Ага. Будем лениться!
– Ура! – Леший завопил во весь голос, и Марина, смеясь, закрыла ему рот рукой:
– Ты что орешь-то так? Мы не дома.
– А что мы станем делать?
– Кроме как лениться? Ну-у, я прям даже не зна-аю… Мне вот представлялось, что это будут такие, знаешь, медо-овые канику-улы…
Леший заулыбался – ему всегда нравилось, как Марина, разнежившись и слегка кокетничая, начинает растягивать слова.
– Это мне нравится. Медовые. У нас же медового месяца не было…
– Да у нас вся жизнь – медовый месяц, ты что!
– Ну да, с ложкой дегтя.
– Лёш, перестань. А то я тебя укушу.
– Обма-анешь, – сказал он томным голосом. Оба засмеялись, и Леший полез ее целовать.
– Подожди, подожди! Уймись! Я сейчас среди тебя социологический опрос проводить буду.
