На площади, согласно программе, стояли детишки с флажками, и рядом трибуна для выступающих. Дети, обращаясь к тетушке, спели песенку, которая начиналась со слов: «Летите, голуби, летите, для вас нигде преграды нет…» А потом появился человек в черном костюме и, нацепив очки и то и дело наклоняясь к бумагам, стал зачитывать доклад, из которого можно было узнать, что наш город хоть и мал, но во многом преуспел, вот хотя бы взять строительство шоссейной дороги, которую ждут не дождутся автолюбители и все горожане.
Тетушка возлежала прямо над нашими головами неподвижно, ее одежды чуть колыхал ветерок, но при последних словах докладчика она встрепенулась, подняла голову и спросила, резонанс разнес ее голос на всю площадь:
— Это что еще за дорога? Она случайно идет не через наш прекрасный лес?
Человек на трибуне оторвался от бумаг и удивленно уставился на тетушку, он не привык, чтобы его перебивали.
— Я вас, вас спрашиваю, — повторила тетушка, взирая свысока на блестящую лысину докладчика, — какую дорогу вы ведете? Что это за дорога? Отвечайте же, пожалуйста!
Человек на трибуне растерянно молчал, потому что без бумаги, которую ему подготовили, он не мог произнести ни слова. Это все сразу заметили. Но стоящие рядом помощники в один голос заверещали, что так не положено, чтобы перебивать главу города, и этого никто никогда себе не позволял, и хоть тетушка — гость особый…
— А я не гость, — сказала сверху тетушка твердым голосом, и все замолчали. — Я здесь живу. А этот господин, который у вас зовется глава, он что-нибудь еще умеет, кроме чтения глупых бумажек?
Глава города посмотрел на тетушку, задирая голову снизу вверх. У него даже очки сползли на лысину. Ведь обычно ему приходилось смотреть наоборот, то есть сверху вниз.
— Вообще-то все знают, что я тут руковожу, — произнес он, чуть заикаясь и немного обиженно.
— А вы хоть летать пробовали? — строго спросила тетушка.
— Нет. Не пробовал, — отвечал глава. — Но мне по должности это вовсе не нужно.
— Это всем нужно, — парировала уверенно тетушка, отвернулась, решив, что их разговор закончен.
Обращаясь к детям, для чего она спустилась чуть пониже, она попросила их еще раз спеть какую-нибудь песенку, а на прощание попросила приходить к ней в сад, она угостит всех яблоками и расскажет, как научиться летать.
— А сейчас пойдите поиграйте, что вам на этой скучной площади делать? — сказала тетушка. — Я тоже уйду. До свидания.
С тем мы и ушли. А мероприятие разладилось, потому что главу уже никто не слушал, горожане тоже разошлись, обсуждая между собой все, что произошло на празднике. На площади остался в одиночестве только оркестр, который не знал, что ему теперь делать и для кого играть.
Глава седьмая, в которой власть предпринимает свои шаги
Но вот что последовало дальше. Нас, всю семью, вызвали вдруг в городскую управу. Папу, маму и нас с братом. Нас принял важный чиновник в черном костюме, который сидел за огромным столом и прихлебывал чай из стакана в серебряном подстаканнике. Такая же серебряная ложечка, торчащая из стакана, касалась его щеки чуть ниже правого глаза.
Важный чиновник попросил нас присесть на стулья и выслушать его.
— Нам надо подумать вместе, — начал он, — что мы будем делать дальше. — Слово «вместе» он выделил особенно. — Город возбужден и взволнован, а взволнованным и возбужденным городом трудно управлять. Это я знаю по собственному опыту.
— А вы, простите, кто будете? — спросил наивный папа. Как будто он не увидел, что на человеке, как и на главе города, надет такой же точно черный костюм.
— Я здесь помощник, — сказал человек.
— Помощник, простите еще раз, кого? — недопонял папа.
— Я помощник всех.
Папа вздохнул и поинтересовался, о чем мы должны все вместе подумать.
Мама кивнула. А мы с братом молчали, потому что мы знали все наперед. Мы были увлечены той самой ложечкой, что торчала из стакана, нам было интересно, попадет она или не попадет в правый глаз человеку, когда он станет отпивать чай. Но ложечка, как назло, проскальзывала мимо.
«Помощник всех» пригубил чай и стал терпеливо пояснять, что наша тетушка, как ее… тетушка Дора, да, редкое, уникальное, может, даже единственное в мире явление. И надо же случиться, что она проживает именно в нашем городке.
Папа сказал: «Мда, мда». А мама кивнула. А мы с братом промолчали и смотрели на стакан, из которого торчала серебряная ложечка. Она опять миновала правый глаз, хотя была совсем-совсем рядом.
— Вы должны понять, — сказал «помощник всех», отхлебнув еще один глоток чая, — что мы не можем, мы не имеем права подвергать риску такое замечательное явление. Вы, наверное, заметили, что некоторые из туристов и даже горожан пытаются ее пощупать, потрогать руками? Сегодня прицепится случайный хулиган, завтра кинут камень или захотят сделать что-то еще… А потом в газете пропишут, что во всем виноваты городские власти, которые не смогли предусмотреть сохранение вашей тетушки. Тем более, — добавил он, как бы даже огорчаясь, — что предписания и инструкции, регламентирующие поведение названной тетушки и разосланные по организациям, ими не исполняются.
— Так эта инструкция… ваша? — cпросил папа, похлопав ладонью по портфелю. Он заехал сюда после работы и держал на коленях свой привычный кожаный, сильно потертый портфель, в котором носил рабочие чертежи; там же, наверное, хранилась присланная инструкция, которую мы с Димком помнили уже наизусть. Из нее бы получились отличные голуби.
— Наша. Мы старались все заранее предусмотреть, — отвечал «помощник всех» и отпил глоток чая. Ложечка при этом скользнула рядом с его глазом. — Мы не имеем права отдать все на волю стихии и ждать, когда что-то произойдет. Достаточно и того, что случилось на площади. Сейчас мы должны подумать, что нам делать с тетушкой дальше.
Последние слова прозвучали почти как указание сверху.
Наступила томительная пауза. Все стали думать. Даже мы с Димком наморщили лбы, хотя мы были уверены, что делать ничего, кроме голубей, не надо. Особенно если «помощник всех» вдруг возьмет да окосеет сегодня на один глаз и по этой причине уйдет в отставку.
— Может, ее в музей сдать, — предположил «помощник всех», — как бы на сохранение?
— А что она там будет делать? — cпросил наивный папа.
А мама кивнула.
Человек пожал плечами и поднял к губам свой стакан в подстаканнике. Мы с братом во все глаза смотрели на него, на стакан, на ложечку.
— Ничего ей не надо там делать, — отвечал он. — Зато она будет под надежной охраной. И городу, и всем будет куда спокойней. Ну, а по праздникам, — продолжил он, — мы будем вывозить ее под оркестр на центральную площадь. Ведь всем важно увидеть главное — что она летает.
Папа покачал головой.
