Третий сигнал — и зрители умолкли, притихли, ожидая чего-то.
Минуту ничего не происходило, потом громадные тяжелые плиты арены дрогнули, сдвинулись — и взорвались, разлетелись мелкими осколками, освобождая место нетерпеливо рвущемуся на свободу жеребцу. Массивные, покрытые травой и листьями ноги. Бугристая темно-коричневая шкура, похожая на кору старого дерева. Свитые из гибких зеленых лиан хвост и грива, крепкие широкие крылья, сплетенные из корявых жестких ветвей и сучьев.
Къор Земли.
Конь глухо заржал — будто камнепад обрушился с гор — взмыл в воздух, сделал над ареной несколько кругов и плавно опустился на одну из шести площадок, лепестками диковинного цветка нависающих над пропастью.
— Борг! Эглэри Борг! Борг! — взревели зрители. Особенно старались желто-коричневые.
«Да здравствует Борг!» Теперь я могла легко перевести то, что скандируют трибуны.
Къор расправил крылья, нагнул голову, и я заметила на его спине здоровенного кряжистого мужчину. Не знаю, какие чары окутывали нашу комнату, но виделось все совершенно ясно и отчетливо, до мельчайших деталей. Глава рода Борг приосанился и махнул рукой, приветствуя собравшуюся публику.
Жеребец снова подал голос, и в ответ на его призыв над ареной поднялся ветер. Он засвистел тревожно, рванулся к трибунам, желая согнуть, смять сидящих там людей, и тут же отпрянул. Закружил по развороченным плитам, разметав в стороны колючую серую пыль, закрутил, поднимая вверх, огромные столпы песка.
Шквал нарастал, завывание бури с каждым мгновением становилось все сильнее. Мрачная свинцовая туча на горизонте закрутилась в чудовищную воронку смерча. Вращаясь с большой скоростью, сверкая грозовыми разрядами, вихрь в мгновение ока оказался перед нами, раскрылся голубовато-серым бутоном, и оттуда выскочил еще один конь. Неукротимый, быстрый, пугающе прекрасный — казалось, он сотворен из воздуха и серебристых молний, которые мерцающей сеткой окутывали его тело и косматую ветряную гриву.
Под крики «Эглери!» и «Арвит! Арвит!» къор Воздуха облетел арену, опустился напротив къора Земли, заняв вторую площадку, и склонился. Сидевшего на его спине Адана я узнала сразу. Взгляд саэра скользнул по трибунам и остановился на нашей ложе. На секунду почудилось, что он смотрит именно на меня. Глупости, конечно, скорее всего, внимание Арвита привлекла его собственная жена, но когда мужчина отвел глаза и застыл каменным изваянием, у меня отлегло от сердца. Даже дышать стало легче.
Усевшись поудобнее, приготовилась наблюдать дальше. Все-таки Айар оказался прав: зрелище мне действительно нравилось, просто-таки завораживало. Грандиозное шоу, потрясающие спецэффекты — на Земле ничего подобного даже близко не встретишь. Судя по тому, как Паальда представляла Альфиисе высокородных сирр, за Воздухом последует Огонь. Любопытно, что приготовил для публики глава рода Омаэ?
Саэр Талейв не обманул моих ожиданий.
Расколотые къором Земли каменные плиты заполыхали, растекаясь по арене кипящей лавой. Из огненного озера мощным фонтаном брызнули вверх жадные обжигающие протуберанцы, поднимая к бескрайнему голубому небу творение очередной стихии. Къор Огня был весь отлит из языков бушующего, рвущего воздух пламени: от оскаленной морды до кончика трепещущего огненного хвоста.
Короткий полет, громкие приветственные возгласы — и къор главы рода Омаэ занял отведенное ему место, давая возможность разглядеть своего седока — крупного широкоплечего блондина. Талейв тоже не обошел вниманием женскую комнату, но интересовала саэра, слава всем богам, не я, а та самая миловидная темноволосая дама. Сирра Арнлина, его жена.
Откуда-то издалека послышался нарастающий мерный рокот.
— Отец, — выдохнула Фиса.
Гул становился все громче и громче, пока не перешел в оглушающий рев. Из пропасти поднялась гигантская волна, на гребне которой гордо замер къор Воды. Неистовый как цунами, стремительный как горная река, непредсказуемый как океан и коварный как бездонные болотные топи. На мгновение волна зависла над ареной, а потом с силой, способной разламывать скалы и дробить камни, обрушилась вниз, и къор рода Эктар, покрасовавшись перед зрителями, занял свою площадку.
— Эктар! Эктар! Эглери!
А вот и бывший опекун.
Этот совершенно точно смотрел на меня. Вернее, на нас с Фисой. Под его пристальным немигающим взором сестрица вжалась в кресло, а я, разозлившись, наоборот, выпрямилась и отвернулась. Надоел ты, дорогой дядюшка, дальше некуда.
Пальцы Фисы нервно вцепились в мою руку.
— Теперь они.
Кто «они», я поняла сразу. Савард и Раиэсс, Тьма и Свет, тэнн-ири и тайр-ири — две противоположные равновеликие силы, неразрывно связанные друг с другом, и на Поединке Стихий появились вместе.
Сначала арену накрыла жаркая чернильная тьма. Сгустилась, опустилась неслышно, окутала все вокруг непроницаемым пологом. Несколько мгновений ничего не было видно. Потом в бархатном сумраке заструились пронзительно яркие ниточки света. Их становилось все больше. Гибкими змейками они ластились к тьме, обнимали, наполняли собою, сливались с ней в единое целое. Миг — и пространство взорвалось слепящим глаза разноцветным фейерверком.
Когда я снова «прозрела», последние две площадки оказались заняты. На одной из них стоял сотканный из света удивительной красоты конь, а на другой — Тайо.
Живой Свет и живая Тьма.
— Айар! Крэаз! Эглери! Эглери атта варэсс! — неистовствовали трибуны.
Я поймала сияющий взгляд Саварда и потянулась ему навстречу. В эту секунду для меня больше никого не существовало в целом мире. Зрители, огромная арена с застывшими на ней къорами, высокородные сирры и даже вцепившаяся в мое запястье Фиса — все стало декорацией, превратилось в фон для одного-единственного лица и открытой теплой улыбки.
— Советник глаз с тебя не сводит, — зашипела на ухо Фиса, больно ткнув локтем в бок.
— Я наида, сиятельный саэр — господин, — поморщилась, отстраняясь. — Наверное, оценивает, все ли в порядке с его имуществом.
— Но он улыбается! — В голосе девушки звучало искреннее возмущение. Можно подумать, я лично жестоко пытала ее жениха, чтобы принудить так странно себя вести. — Тебе, не мне. А ведь именно я невеста главы рода Крэаз.
Поведение сестрицы начало не на шутку раздражать. Она не любит Саварда, боится его, трясется при мысли, что придется спать с этим мужчиной, и туда же — позавидовала.
— Это он вспоминает, что творил со мною ночью, — шепнула доверительно, наклоняясь к уху соседки, — предвкушает, так сказать. Разделишь с ним ложе — и тебя станет одаривать подобными улыбками.
Вот вроде пошутить хотела, а сказала — и на душе сразу паршиво сделалось. Нет, жизнь в пресловутом треугольнике точно не для меня.
Мое помрачневшее лицо явно впечатлило Альфиису, хотя она совершенно неправильно истолковала причину.
