Не знал медведь: Калгама вынес посудину, чтобы её помыть. Оставил на крыльце, сам за водой на реку пошёл.
Сластёна, однако, не расстроился: принялся вылизывать сладкие остатки, да так увлёкся, что по самую шею в кувшин влез. Как это у него получилось – и сам не понял. Только вот обратно голову высунуть никак не может. Уж и так вертел башкой, и эдак, и лапами помогал – ничего не получается!
Мимо сорока пролетала. Видит: чудище стоит – туловище медвежье, а голова что-те жбан, рта нет, а ревёт басом, прямо оглушил.
Сорока так и перекувыркнулась, забыла, куда и летела. Уселась на ветку берёзы и ну стрекотать:
– Ой, смотрите все, смотрите! Никак злой дух пожаловал!
На её крик первой прибежала мышка. Встала на задние лапки, опёрлась о камушек и, затаив дыхание, уставилась на чудо-юдо.
– Страшный какой! – пискнула она. – Ты бы, тётка сорока, поменьше орала, а то он рассердится и съест тебя.
А сорока не утихает. У неё обязанность такая: обнаружит какой непорядок или опасность почувствует – тут же тревогу бить должна. За это её, кстати, охотники не любят. Увидит человека с ружьём – обязательно всей тайге о нём сообщит. Какая уж тут охота, если звери и птицы попрятаться успеют!
– А я высоко сижу, далеко гляжу, – огрызнулась сорока. – Не достанет меня чудовище. Ты бы, мышка, лучше о себе побеспокоилась. Схватит он тебя за длинный хвостик-то! Глянь, какие лапищи, а когти – глянуть боязно…
Мышка присмотрелась: и вправду страшные, на медвежьи похожие. Для неё страшнее мишки зверя нет. Ну, разве что лиса. Так от той можно и под камнем схорониться, и в глубокую норку скрыться, и меж корней дуба зарыться – попробуй, рыжая, выковыряй норушку оттуда, терпения не хватит! А медведь лапищей, как лопатой, в мгновенье ока норку разворошит. Крепкие корни ему перекусить – что морковку схрумкать. Сколько уже мышкиных сородичей, проклятый, погубил! И вообще, нет от него никакого житья ни мышам, ни колонкам, ни бурундукам, ни хорькам – всех мелких животных запугал.
– Ох, да не медведь ли это? – сообразила мышь. – Надел кувшин на голову – думает: никто его не узнает!
Косолапый услышал её – ещё громче зарычал. А сорока боязливо перепрыгнула на веточку повыше и по-прежнему своё талдонит:
– Мышь, ты слепая, что ли? Медведь шутки не любит. Зачем бы он стал кувшин на голову надевать? Злой дух, вот кто это!
Мышь обиделась, что её слепой назвали. Нюх-то она не потеряла. Чуткий у неё нос, любого зверя по запаху различит. Ну, разит медведем – и всё тут! Правда, и пчёлами тоже пахнет. Вот это обстоятельство и удивляло мышку: что же это за животное такое?
Пока она снова и снова старательно принюхивалась, прилетела птичка-синичка. Послушала сороку и мышь, сама оглядела чудище со всех сторон. Хоть и маленькая, а смелая: не побоялась к нему близко-близко подлететь. Уж медведя-то она точно узнала! Этот зверь её гнездо разорил, всех птенчиков поел. Как ни плакала синичка, как ни упрашивала медведя их пожалеть – он лишь ухмылялся в ответ, изверг! А что маленькая птичка может сделать с большим и сильным зверем? Да ничего! Разве что подлететь со спины да клюнуть. Но это медведю что комариный укус: отмахнулся и дальше вперевалку по тайге потопал. Хозяин!
– У! Супостат! – закричала синичка. – Узнала я тебя, узнала! Вон, сбоку клок шерсти выдран. Это барсук тебя цапнул, когда ты барсучонка похитить хотел.
Медведь синичку услышал, замотал горшком и жалобно попросил:
– Помоги мне, птичка-синичка! Больше обижать тебя не буду.
Синичка, может, и помогла бы ему, но как? Горшок снять – силёнок не хватит. Да и посулам медведя не поверила: ему пообещать, что два желудя проглотить. У бессовестных слова, что пузыри на луже: лопнут – и следа не останется.
Сорока с мышкой тоже наконец-то медведя узнали.
– А! Попался! – закричала сорока. – Ну, погоди, надёргаю я шерсти – гнездо устелю, всё какая-то польза от тебя!
– А я лапы ему искусаю! – пискнула мышь. – Пусть от боли попрыгает!
– Смотри, как бы он не притопнул тебя, – остерегла синица. – Давайте подождём Калгаму, пожалуемся на медведя – устроит великан ему выволочку, мало не покажется.
– Да когда-то ещё Калгама явится? – сказала мышь. – Нет уж, пощекочу я пятки медведю. Пусть помучается!
И она принялась кусать лапы медведя. Ух, как он завертелся, заподпрыгивал! Но мышь юркая, успевала увернуться от его притопов.
– Э! Смилуйся! – взревел медведь. – Знаю, ты добрая. Лучше помоги мне, никогда не трону ни тебя, ни твоих родичей.
– Так я и поверила! – хмыкнула мышь.
Сорока шерсть у медведя выдирает, синичка спину клюёт, мышь лапы кусает. Косолапый уже не знает, куда и деваться от них.
– Ну, задам я вам жару! – заругался он. – Сниму горшок с головы – держитесь! Не поздоровится вам, глупая мелюзга!
Синичка первой сообразила: обиженный медведь ещё лютее станет, совсем от него житья не будет. Уж если его наказывать, то так, чтобы навсегда отбить охоту вредить лесным жителям.
Подозвала синичка к себе сороку с мышью:
– Посоветуемся, что делать. Только тише говорите, а то он всё услышит.
Шептались-шептались и придумали-таки месть.
– Ладно, – застрекотала сорока. – Так и быть, поможем тебе. Тут неподалеку большой валун есть. Подведём тебя к нему – разобьёшь горшок об него.
– Только не забудь: обещал не хулиганить! – напомнила хитрющая мышь.
– Хорошо, – согласился медведь, а сам думает: «Погодите! Дайте только свет белый увидеть, уж я с вами расправлюсь».
– Иди на мой голос, – сказала синичка. – Я впереди полечу, путь укажу…
Пошёл медведь за синичкой вслепую. Мышка рядом бежит, подсказывает, где кустик обойти, где камушек перешагнуть или в колдобину не попасть. Сорока тоже старается, орёт во всё горло: «Направо иди, налево сверни!»
Подвели они медведя к обрыву. Под крутояром камни лежат, вода так и бурлит. Страшно!
– Ну, вот и дошли, – пропищала мышка, да как хватит медведя острыми зубками за пятку – тот и свалился с верхотуры! Чуть на Калгаму не угодил. Великан воду там набирал. А тут – шмяк! – на прибрежные валуны что-то большое, мохнатое падает, и во все стороны глиняные черепки разлетаются. Во, дела! Поставил Калгама на песок мэлоки – берестяные вёдра, удивляется: медведь лежит. Как такой осторожный и сильный зверь сорвался с крутояра? Не иначе, столкнули его оттуда.
Медведь шибко разбился. Лежит, стонет, даже лапами шевельнуть не может.
– Бедолага! – пожалел его Калгама. – Что ж ты неосторожный такой?
– Он твой горшок разбил! – застрекотала сорока. – Чего мишку-воришку жалеть-то?
– И поделом ему досталось! – добавляет синичка. – Разбойник он!
– Мы специально его наказали, – сказала мышь. – Пусть не думает: сила есть – ума не надо!
