— Я не могу ждать. Деньги лежат в банке Сан-Франциско, но если вы не готовы принять этот груз, я готов продать его где-нибудь в другом месте. Я представляю, что в городе есть деловые люди, которые без колебаний бросятся покупать...
Лицо Рудакова стало багровым.
— О, нет, погодите! — запротестовал он. — Это ведь не так серьезно? — Он пожал плечами, ища любой предлог, чтобы оттянуть решение. — Вы пообедаете со мной? Надо многое сделать. Я должен подумать... спланировать.
— Для меня будет честью отобедать с вами. Но ведь вы тем временем закажете для нас лихтеры?
— Погодите, погодите! — Рудаков отмахнулся, словно отгонял назойливую муху. — Вы, американцы, так нетерпеливы. Лихтеры заняты и должны быть реквизированы правительством. Они должны...
— Конечно, — голос Лабаржа был твердым. — Но здесь начальник вы. Власть у вас. Вы можете приказать.
Рудаков заупрямился.
— Вначале обед, потом мы поговорим.
Понимая, что дальнейшие споры по этому поводу бесполезны, Жан пожал плечами.
— Как хотите... но мы должны выйти из гавани завтра к утру.
— Завтра? — Рудаков немедленно стал подозрительным. — Вы торопитесь? — Он пролистал некоторые бумаги на своем письменном столе. — Вы говорили с графом Ротчевым в Сан-Франциско. А встречались ли вы с бароном Зинновием?
Лабарж нахмурился, словно припоминая.
— Вы имеете в виде этого странного молодого офицера? Того, что одет в красивенький белый костюмчик?
При таком описании Рудаков побледнел от ужаса.
— Человек, о котором вы говорите, — он эмоционально пожал плечами, — барон Поль Зинновий из Императорского Военно-морского флота!
— Кажется, он так и сказал. Но разве не он попал в какую-то передрягу в Санкт Перербурге? Надо же, такой молодой человек!
Рудаков избегал взгляда Лабаржа. Он был обеспокоен, как никогда. Этот чертов американец знал слишком много. До него, до Рудакова, доходили кое-какие слухи о Зинновие, но ему не нравилось о них думать. Даже у обесчесченного представителя знати оставались в столице друзья на высоких постах, и случись там какая-нибудь перетасовка, можно было сказать наверняка, что барон окажется на самом верху в благодарность за помощь своим хозяевам.
Однако губернатор не хотел нести отвественность за то, что отказался от груза пшеницы, который мог спасти Ситку от голода. Колония слишком зависела от внешних поставок, к тому же у некоторыхе горожан, таких, как купец Басх, например, тоже были влиятельные знакомые.
Пообещав вернуться к обеду, Лабарж вышел из замка.
— Патовая ситуация, — сказал он Бену Турку, который остался его ждать, — но если подумать, мы сможемнайти способ разгрузиться к завтрашнему утру.
— В твоеи распоряжении может оказаться целая неделя, — без особой надежды произнес Турк. — Во Фриско всякое может случиться всякое.
Лабарж не был так уверен. Зинновий, несомненно, отплыл на Ситку сразу после «Саксвиханны», однако шхуна потеряла некоторое время, грузя пшеницу в устье Колумбии, в Портленде.
Граф Ротчев мог оттянуть отправление, потому что не желал оказаться в руках своих врагов, но он и не был человеком, который может забыть о своем долге, поэтому раньше или позже Ротчев и Зинновий должны появиться в Ситке. Послав Турка на причал с запиской для Коля, Жан прошелся по немногим улицам города. Темнокожие женщины-индеанки, красочно выглядевшие в своих национальных костюмах, собрались на улицах, каждая со своим пустячком на продажу, и каждая шла той гордой походкой, которая и привлекала в них русских. Индейцы-тинглиты были сильным физически, воинственным, умным народом, который ни в коем случае не считал, что потерпел поражение во время колонизации Аляски. Они стерли с лица земли первое русское поселение в Ситке в 1802 году и верили, что при возможности смогут сделать это еще раз.
Постояв перед зданием клуба, посторенным для служащих Русско-Американской компании, Жан подождал, пока двое пьяных и явно ищущих ссоры «промышленников», качаясь, не пройдут мимо него. Шин Бойар стоял напротив и был готов при случае вмешаться.
Он подошел к Лабаржу и, не глядя на него, тихо произнес:
— Ты поднял шум, капитан. Парня из замка, вызвали на причал, он прыгнул в лодку и понесся на новый патрульный корабль «Лена».
Рудаков действовал с умом, который в нем трудно было подозревать. Он, очевидно, нашел план, который поставит его в более выгодные условия при заключением намеченной на вечер сделки.
— Я встретил одного давнего знакомого, — продолжал Бойар, — он сказал, что Зинновий напугал Рудакова. Официально губернатор имеет больше власти, но Зинновий дал понять Рудакову, что имеет больше влияния в Санкт Петербурге.
— Возвращайся к лодке и скажи ребятам, что я велел тщательно за всем наблюдать. При первом появлении русского торговца предупредите меня, где бы я ни был и чем бы ни занимался.
Они могли отплыть хоть сейчас, но плату за зерно он мог получить только после отгрузки, к тому же Лабаржу нужно было освободить трюм для пушнины. Шхуна была маленькой и легкой, и без грузового трюма он не мог ничего сделать.
Жан поднялся на холм и уселся за столиком чайной. К нему, дружелюбно улыбаясь, подошла девушка-официантка, и он заказал медовые пирожные и чай. Сидя за чашкой чая, он постарался угадать, что придумал Рудаков. Губернатор колонии явно не хотел ни терять пшеницу, ни увидеть, как отплывает разгруженная шхуна перед возвращением Зинновия.
Официантка была симпатичной блондинкой с прядями светлых волос, закрученных на затылке, и темно-голубыми глазами, которые весело искрились, когда она улыбалась. Она наполнила его чашку, и их глаза встретились.
— Вы «бостонец»?
— Да.
— У вас прекрасный корабль. — Она говорила медленно и тщательно подбирала слова. — Когда я была девочкой, один «бостонец» подарил мне китайскую куклу. Он сказал, что у него есть девушка, похожая на меня.
— Еще бы, — улыбнулся ей Жан. — Вы ему наверняка понравились. Он не отказался бы иметь таку красивую девушку, как вы.
— Может быть и так, — Ее глаза танцевали. — Большинство «бостонцев» любят иметь девушек. — Она сморщила носик. — Даже эскимосок.
Вдруг его осенила идея. Как долго надо давить на Рудакова, чтобы тот сломался? Допустим, он нажмет еще немного?
Он сказал как бы между прочим:
— Граф Ротчев заказал груз пшеницы, я доставил зерно на своем корабле, а теперь Рудаков от него отказывается.
— Он дурак! — сказала она резко. Затем, когда его слова отложились у нее в голове, она повторила: — У вас пшеница? Но нам она нужна! Вы не должны увозить ее!
— Мне бы хотелось разгрузить ее сегодня вечером или завтра утром, — сказал он. — Однако сомневаюсь, что получу разрешение.
