– Что-то новенькое, я же не извращенец, – в предчувствии чего-то тревожного к Портному вернулось самообладание.
– Мне самой сейчас очень трудно говорить, поэтому ты не перебивай, пожалуйста, – Лилин голос звучал все увереннее и холоднее. – Недавно меня нашёл мой одноклассник Паша. Оказывается, он любил меня ещё со школы, но не говорил об этом. Потом в его жизни случились большие неприятности. Он заступился за человека, была драка, а его подставили и сделали виноватым. Три года провёл за решёткой, но сейчас вышел и нашёл меня. Он такой мужественный, справедливый, и все эти годы любил меня, мечтал обо мне, но не решался об этом сказать. А теперь открылся. Сёма, я хорошо к тебе отношусь, я всё прекрасно понимаю, но если ты любишь действительно меня… меня – не как свою собственность, не как воплощение своих планов, то ты прости и не обижайся. И у тебя скоро всё наладится, с твоими-то возможностями и головой. А пока – можно Павел у нас временно поживёт? И ещё – у него есть гениальная идея по совершенно новому бизнесу. Так я пока воспользуюсь деньгами с карточки? Они там всё равно без дела лежат. Мы быстро раскрутимся и всё вернём с хорошими процентами, тебе выгодно будет. Ты же добрый, ты же поможешь своей дочке Лиличке?
Лиля попробовала обнять вошедшего в ступор Портного. Голос конвойного «пора заканчивать», донёсшийся откуда-то издалека, в данной ситуации показался Семёну приятным и даже заботливым.
В камере к нему вдруг пришло резкое успокоение. Во всяком случае, теперь можно было уходить в себя и часами думать о совершенно удивительных вещах. Может, всё оно и к лучшему? Он освободился от ненужного чуждого человека, от которого, как теперь понятно, можно было ожидать всего, что угодно. И хорошо, что это произошло сейчас, а не позже. В конце концов, не он первый, не он последний. И обижаться на судьбу не стоит, иначе она отомстит, – это была его идеология. Он ведь сам не прислушался к своему второму «я».
Но, если честно посмотреть правде в глаза, чем он лучше? Когда изгонял из своей жизни преданную домработницу и любившую его Инну, разве думал он о них, об их чувствах? Поступал так, как было удобнее ему – его польщённому самолюбию, его эгоизму, его плоти. А как он подставил Ваню Черепанова? Нет, можно тешить себя тем, что ничего не знал о коварных планах Селиванова, был тупым орудием в его руках. Отчасти так оно и было. Ему и в страшном сне не приснилось бы то, во что он ввязался. Но правда и в том, что из-за своей жадности, желания удержаться на двух стульях он успокаивал себя всевозможными отговорками, мол, это разные, непересекающиеся бизнесы, и о делах с Селивановым он распространяться не обязан. А ведь знал Семён и хорошо знал обо всех этих войнах. И если шёл с Иваном в дело, обязан был ему обо всём честно сказать либо отказаться. Так что поделом тебе, Портной, поделом. Хорошо бы, чтоб этими страданиями искупление дел его грешных и ограничилось. Он даже помолился своему умному Богу и попросил о прощении.
И вскоре после этого набрал номер Черепанова. Номер был недоступен. Портной попытался запастись терпением. А может, Иван ввёл его в число нежелательных абонентов, чтобы больше никогда не слышать? Сообщение о том, что абонент появился в сети, пришло лишь на следующее утро.
– Иван, я знаю, что тебе неприятно меня слышать, но я должен сообщить тебе очень важную информацию. Это касается нашего дела. Но не по телефону.
В планы Черепанова никак не входило навещать запутавшегося во всём, в чём можно, респектабельного арестанта Портного. Но надо – значит, надо. Подумав, он всё же купил докторской колбасы, сыра, печенья, батон и кефир.
– Я забыл впопыхах, – к чести Портного, он не стал утомлять Ивана душевными излияниями и разговорами о раскаянии, а сразу перешёл к делу, – у Селиванова был ключ к банковской базе данных. Не всех данных, а некоторых, не особо секретных. Короче, он может отслеживать все твои операции с «золотой» банковской карточкой, которую ты у нас в прошлом году оформил. Где, когда и за что платил. И ещё. У его людей налажены контакты в среде мобильных операторов, позволяющие отслеживать передвижения по номеру мобильника. Он меня так один раз на мелкой брехне поймал. Извини, я сразу и не сообразил, да и забыл. Всё, в общем…
Выходя из СИЗО, Черепанов решил первым делом заехать в банк и взять распечатку движения средств с той злополучной банковской карточки, чтобы понимать, какую информацию имеет перед собой Селиванов. Но главное, он точно помнил: в Москве карточкой не пользовался, билеты выкупал за наличные и телефон на время той однодневной поездки отключил – то ли из экономии, то ли повинуясь какому-то внутреннему чутью. Стало быть, не всё так плохо. Хоть в чём-то да повезло.
* * *
Когда на следующий день конвойный вновь вызвал Портного на свидание, Семён безразлично доставил в специально оборудованную комнату своё тело, а сам он словно находился где-то далеко-далеко – там, где были его детский велосипед с оранжевыми шинами и блестящими хромированными колёсами и улыбающаяся мама, ведущая его за руку.
В комнате для свиданий его неожиданно обняла, прижавшись к нему всем телом, Инна. Она была совсем не накрашена. Инна легко и естественно покрыла нежными поцелуями слегка вспотевшее лицо Портного. Блеск карих глаз освещал её смуглое, слегка похудевшее лицо, густые волосы, собранные сзади в узел, из которого торчали две заколки, похожие на карандаши или палочки в китайском ресторане. И эти самые палочки, которые он так любил всегда выдёргивать, вдруг стали такими родными. Появление Инны не очень богобоязненному Портному показалось небесным посланием от его ангела-хранителя. Может, это и есть начало его прощения?
Инна быстро и ладно расстелила на казенном столе аккуратную льняную скатёрку с вышитыми по краям маками. А через минуту на ней, словно на скатерти-самобранке, появились его любимая окрошка, селёдка под шубой и домашние пирожки с ливером. Семён сам не заметил, как начал всё это уминать. Тем временем Инна быстро заговорила:
– Сёма, ты не спеши, я так, на скорую руку, что успела. Что тебе завтра принести? Блинчики с мясом и сметаной или заливную рыбу, как ты любишь? А может, зразы? Кстати, тебе, наверное, будут нужны деньги – на адвоката или еще зачем, так я с тех карточек ничего не снимала, ты скажи, куда и кому занести…
– Нет, я-таки до сих пор ничего не понял в жизни, мама дорогая… – Портной отвлёкся от такой желанной еды и вытер рукавом лоб, словно грузчик, растопивший котельную в лютый мороз.
Семён почувствовал, что, если сейчас с ним случится инфаркт и его умный Бог призовёт его на небо и даже отправит искупать грехи, он всё равно будет счастлив. Впрочем – «Не дождётесь!» И он произнёс уже своим привычным, полным энергии голосом:
– Записывай. Купить малому спортивный костюм, кроссовки, мяч и новый велосипед, его маме Инне – духи, платье и деловой костюм пошить, а домой приобрести кухонный комбайн. И ещё, позвони бывшей моей домработнице, скажи… скажи что-нибудь хорошее от моего имени. И если она не против, чтобы опять вернуться… Или ты сама справишься? – враз помолодевший и воодушевившийся Портной озорно поглядел на Инну.
* * *
