По-видимому, от тряски и боли раненый пришел в сознание – из кровавого месива на Черепанова уставился один глаз. Ивану показалось, что он пытается что-то ему сказать. Попросив бойцов остановиться, Черепанов наклонился над раненым. Тому было очень трудно говорить, но Иван все же смог разобрать, что хотел сказать ему раненый офицер:
– Десант своих не бросает.
* * *
В это время мимо, и не глядя в их сторону, прошагал сын имама Мехран. Вслед за ним, одетый в свою походную форму – вязаную кофту-безрукавку поверх рясы, шел священник. Поравнявшись с Иваном, Сергей Александрович чуть заметно кивнул ему и прищурил глаза. Они у него были молодые. Волосы с сединой, борода, сутулые плечи, хрипловатый голос и эта нелепая кофта только делали его похожим на старика. Но Иван только сейчас понял, что священнику – где-то около сорока лет. Поглядев ему вслед, Иван задал сам себе вопрос: «Кто ты, Сергей Александрович Святенко?» И, словно услышав его, священник на ходу оглянулся и махнул на прощание рукой.
Глава 2. Спасибо, дядьку…
Новый, 2014 год Иван Черепанов встретил в Киеве. Приехав сюда в середине декабря буквально на несколько дней, он понял, что в ближайшее время отсюда не уедет. В этот раз он смог найти свободный номер только в гостинице, которая находилась на левом берегу Днепра. Сюда не доносился шум майдана: вначале это был просто гул голосов десятков тысяч людей, их крики «Ганьба» и «Геть», глухие звуки ударов в металлические бочки, призывы лидеров оппозиции, звучавшие со сцены майдана и разносившиеся далеко за его пределы. А потом им на смену пришли звуки выстрелов и сирен скорой помощи…
Будучи генеральным директором телекомпании «Зенит», вещание которой охватывало практически весь юго-восток Украины, Иван старался как можно реже повторять сюжеты центральных каналов. Он считал, что средства массовой информации, которые принадлежат отдельно взятым личностям, будут транслировать ту «картинку», которая нравится их хозяевам. Чаще всего так и было – один и тот же сюжет, показанный на разных телеканалах, зачастую сопровождался абсолютно противоположными комментариями. От своих журналистов он требовал правды, какой бы она ни была. Поэтому в программах его телеканала можно было увидеть, как «беркутовец», дядя метра под два ростом, бьет резиновой дубинкой худенькую испуганную и заплаканную девчонку; как пытается сбить с себя пламя горящий заживо милиционер; как бронетранспортер своей броней напирает на демонстрантов и как пожилой мужчина ложится на землю рядом с сопливым пацаном, чтобы помешать машине с военными выехать из расположения своей части. А кадры инвалида без ног, но с деревянным щитом в руках, снятые его оператором 20 февраля на Институтской, облетели весь мир.
Иван своими глазами видел раненых молодых ребят, которых их товарищи пытались спасти и перенести за ближайшие укрытия. Он помогал грузить в машины тела убитых демонстрантов, а перейдя на другую сторону баррикад, видел тела убитых «беркутовцев», лежащих на Банковой, плачущего молодого солдата срочной службы внутренних войск с оторванной кистью руки. Мальчишка размазывал слезы по лицу и с ужасом смотрел на лужу крови, растекающуюся под ним. Уже тогда Черепанов в прямом эфире задал вопросы «Кто стрелял?», «Кому это выгодно?» и самое главное – «Зачем?»
А потом наступила весна 2014-го года. Янукович с позором бежал из Киева, новые «старые» лица быстро разделили между собой власть, киевский майдан притих. Но зашумел юго-восток страны. В Крыму появились «зеленые человечки» – без единого выстрела на его территорию вошли войска другого государства. Иван одним из первых показал миру, что существует и другой майдан. Его журналисты вели репортажи с площадей Донецка, Харькова, Николаева, Одессы. Впервые за многие годы с того момента, как Черепанов возглавил телекомпанию, он нарушил свое правило и вышел в эфир со своей авторской программой «Мой майдан». С микрофоном в руках в сопровождении оператора и звукорежиссера он мотался по своему родному Луганску и соседним областям, потеряв счет дням и ночам. Единственной точкой отсчета для него стал вечер, а точнее, время выхода в прямой эфир его программы.
«Здравствуйте. В эфире ваш земляк Иван Черепанов с авторской программой «Мой майдан», – такими словами каждый вечер по выходным и будням он начинал свой диалог со зрителем. Вместе со своими собеседниками он пытался найти ответы на многие вопросы, но один из них звучал все чаще и чаще: как жить дальше?
А потом в небе над Луганском появились самолеты. Взрывы в центре города еще больше всколыхнули город и его жителей – одни еще с большим энтузиазмом стали размахивать флагом чужой страны, другие, наскоро собрав нехитрый скарб, засобирались в дорогу. Артиллерийская канонада все ближе и ближе приближалась к городу. Теперь Ивану в поисках материала для своих репортажей не нужно было куда-то ехать – грузовики с вооруженными людьми ездили прямо под окнами его студии, а несколько дней назад совсем рядом с Луганском произошел бой между местными ополченцами и бойцами добровольческих батальонов Украины.
Всем сотрудникам телекомпании, кто захотел уехать из города вместе со своими семьями, Иван не только дал бессрочный отпуск, но и помог с транспортом. Самое ценное оборудование компании было переправлено в Харьков с надеждой наладить телевещание оттуда. Сам Черепанов собирался покинуть город через несколько дней – ему нужно было выполнить просьбу своего сотрудника и друга Виталия Заборского. Тот позвонил ему по телефону дня два назад и попросил помочь его отцу, известному в городе человеку, который в далекие уже времена Советского Союза возглавлял городскую милицию. Старик заартачился и ни в какую не хотел уезжать из города. Приехавшему за ним Черепанову генерал в отставке громогласно заявил:
– Я здесь родился, честно прожил всю свою жизнь, здесь меня, когда придет время, и похоронят.
После этих слов старик выпрямил свои плечи, сжал кулаки и добавил:
– А нужно будет, Ваня, так я еще сумею постоять и за себя, и за свою землю. Ишь, что придумали, молокососы, танками свой народ давить. Нашли террористов!
Было понятно, что старика просто так с места не сдвинешь. И как назло, сам Виталий куда-то пропал. Вторые сутки его телефон был отключен. Один из знакомых сказал, что видел Заборского в камуфляжной форме, бронежилете и с автоматом на выезде из города, где формировалась колонна ополченцев. Черепанову не хотелось в это верить, но, судя по всему, Виталий определил свою сторону баррикады, которая разделила Украину на две половины. Зная Виталия много лет, Иван поймал себя на мысли, что особо и не удивлен такому повороту в судьбе своего друга, который всегда называл все вещи своими именами, не признавая никаких авторитетов и компромиссов. Еще зимой, когда они вместе мотались по Киеву, снимая репортажи о киевском майдане, Черепанов заметил за Виталием одну странность: когда им приходилось общаться с ребятами из радикальной партии «Свобода» или с уже не скрывающим своих взглядов на национальный вопрос «Правым сектором», Заборский становился мрачнее тучи, а под поросшими щетиной скулами начинали играть желваки. Как-то, услышав в очередной раз из толпы выкрики молодых людей «Москоляку на гилляку», он спросил у Черепанова:
