— Надеюсь, ты не злоупотребляешь их гостеприимством?
А в другой раз сказала:
— Тина тоже может иногда приходить к нам, ты же знаешь.
Но обе понимали, что это не так.
Никто из них не приводил друзей домой. Даже младшие. Даже Ричи. А у мамы и вовсе не осталось друзей.
Она привыкла.
Когда родители Элеаноры еще жили вместе, вокруг них всегда были люди. Бесконечные вечеринки. Мужчины с длинными волосами. Женщины в длинных платьях. И повсюду бокалы с красным вином.
Потом, когда отец ушел, у мамы все еще оставались подруги. Матери-одиночки — они приводили с собой детей и приносили ингредиенты для бананового дайкири. Они засиживались допоздна, шепотом сплетничая о бывших мужьях и новых бойфрендах, пока дети играли в соседней комнате.
Ричи начался как одна из таких историй. И вот как это было.
Рано по утрам, пока дети спали, мама ходила в магазин за продуктами. К тому времени у них уже не было машины; последний раз мама водила машину еще в старшей школе. Ну так вот: Ричи ездил на работу по тому же маршруту, которым мама ходила в магазин, — и видел ее каждое утро. В один прекрасный день Ричи остановился и попросил у мамы телефон. И сказал, что она — самая красивая девушка, какую он видел в своей жизни.
Когда Элеанора впервые услышала о Ричи, она лежала на старом диване, читая журнал «LIFE» и попивая безалкогольный банановый дайкири. Не то чтобы она нарочно подслушивала, просто мамины подруги любили, когда Элеанора была поблизости. Им нравилось, что она присматривает за детьми. Они частенько говорили, что она мудра не по годам. Если Элеанора сидела тихо, они даже забывали, что она в комнате. И не боялись немного перебрать с алкоголем.
«Никогда не верь мужикам, Элеанора, — постоянно говорили они. — Особенно тем, которые терпеть не могут танцы».
Но когда мама похвасталась, что Ричи назвал ее «прекрасной, как весенний день», они все вздохнули и попросили рассказать о нем побольше.
Разумеется, он так сказал, думала Элеанора, что она прекрасна, как весенний день. Именно такой она и была.
Элеаноре тогда исполнилось двенадцать, и ей трудно было представить парня, который обращался бы с мамой хуже, чем отец.
Она не знала, что есть вещи пострашнее эгоизма.
В любом случае, Элеанора всегда сталась уйти от Парка до ужина. Потому что, возможно, ее мама была права насчет злоупотребления гостеприимством. И потому что если вернуться домой пораньше — меньше шансов столкнуться с Ричи.
На самом деле все эти визиты к Парку сильно затрудняли возможность принять ванну. Разумеется, она не собиралась говорить об этом Парку — не важно, насколько искренни друг с другом они теперь стали.
Самый безопасный момент, чтобы принять ванну, — сразу после школы. Если же Элеанора после школы убегала к Парку, приходилось надеяться, что Ричи все еще будет пить в «Сломанном рельсе», когда она к вечеру вернется домой. И в этом случае принять ванну надо очень-очень быстро, поскольку задняя дверь располагалась аккурат напротив ванной комнаты — и могла открыться в любую минуту.
Элеанора знала, что эти трусливые «быстрые ванны» раздражают маму, но что она могла поделать? Тут уж не было ее вины. Она подумывала: не лучше ли пользоваться душем в школьной раздевалке? Но это могло быть еще опаснее. Учитывая Тину и все остальное.
На днях во время обеда Тина демонстративно подошла к столику Элеаноры и прошептала ей слово на букву П. Даже Ричи никогда позволял себе такого — что предполагало невообразимый градус мерзости.
— Что это с ней? — спросила Дениз. Риторически.
— Считает себя пупом земли, — сказала Биби.
— Она не пуп земли, — отозвалась Дениз. — Пуп земли не выглядит как мелкий пацан в мини-юбке.
Биби захихикала.
— И с волосами у нее проблема, — заметила Дениз, созерцая на Тину. — Ей надо бы вставать чуть пораньше. И определиться, как она хочет выглядеть: как Фэрра Форсетт или как Рик Джеймс.
[96]
Биби и Элеанора заржали.
— Иными словами: выбери что-то одно, детка, — сказала Дениз, закрепляя успех. — Что-то. Одно.
— Ой, — сказала Биби, шлепнув Элеанору по ноге. — Вон твой парень.
Все трое обернулись к стеклянной стене кафетерия. По коридору шел Парк — в сопровождении еще нескольких парней. Он был одет в джинсы и футболку с «Minor Threat».
[97] Парк глянул в сторону кафетерия и улыбнулся, увидев Элеанору. Биби хихикнула.
— Такой сладенький… — сказала Дениз.
Как будто кто-то сомневался.
— Знаю, — откликнулась Элеанора. — Так бы и съела.
И все трое хихикали, пока Дениз не призвала их к порядку.
Парк
— Итак… — сказал Кэл.
Парк все еще улыбался. Хотя они давно прошли мимо кафетерия.
— Ты и Элеанора, так?
— Так… Да, — отозвался Парк.
— Да. — Кэл кивнул. — Все знают. То есть я-то понял давно. Вспомнить хотя бы, как ты на нее пялился на английском. Я просто ждал, когда ты мне расскажешь.
— О… — Парк покосился на Кэла. — Прости. Я встречаюсь с Элеанорой.
— Почему не рассказал мне?
— Я думал, ты и так знаешь.
— Я знал, — сказал Кэл. — Но мы же ведь друзья. Предполагается, что мы рассказываем друг другу такие вещи.
— Я не думал, что ты одобришь.
— А я и не одобряю. Без обид. Элеанора меня пугает. Но если ты это делаешь — понимаешь, делаешь это, — я хочу об этом знать. Хочу знать все долбаные подробности.
— Вот поэтому на самом-то деле, — отозвался Парк, — я тебе и не рассказал.
35
Элеанора
Мама Парка попросила его накрыть на стол. Для Элеаноры это было сигналом, что пора уходить. Солнце почти село. Она сбежала по ступенькам, прежде чем Парк успел остановить ее… И едва не влетела в его отца, стоявшего на подъездной дорожке. Он возился со своим фургоном.
— Привет, Элеанора.
— Здрастье, — сказала она, пробегая мимо. Отец Парка и впрямь был чертовски похож на детектива Магнума. Не так-то просто к этому привыкнуть.
— Эй, погоди. Подойди-ка сюда, — сказал он.
Она ощутила какое-то неприятное чувство в животе. Остановилась. И сделала шаг вперед. Только один шажок.
