— Спасибо, не надо.
— Двойное свидание, — сказал Кэл.
— Нет.
— В импале.
— Не разевай рот. — Отец Парка решил, что тот не получит права просто так. Вчера он объявил, что Парку сперва надо научиться водить машину с ручной коробкой передач… Парк открыл еще одну книгу со стихами. Все они были о войне. Он закрыл книгу.
— Тут у нас есть девушка, которой ты понравишься, — сказал Кэл. — Правда, она выглядит так, будто больна тропической лихорадкой…
— Это уже даже не расизм. — Парк поднял взгляд. Кэл кивал на дальний угол библиотеки. Ну да: там сидела новенькая. Казалось, она глядит прямо на них.
— Она немного большевата, — сказал Кэл, — но импала — серьезная тачка.
— Она смотрит не на меня. Просто смотрит, вот и все. Гляди, — Парк помахал девушке, но та даже не моргнула.
Они только раз встретились взглядами с тех пор, как она впервые вошла в автобус. Да еще на прошлой неделе, на уроке истории — он посмотрел, но не выдержал ее взгляда…
Если не хочешь, чтобы на тебя оглядывались, — думал он, — не носи в волосах рыбью блесну. Ее шкатулка с украшениями, должно быть, выглядит как коробка с барахлом. Хотя… не все ее вещи казались такими уж дурацкими.
У нее были симпатичные кеды с нарисованными клубничинами и зеленый вискозный блейзер. Парк и сам бы такой носил, если бы думал, что блейзер ему пойдет.
Интересно, а она верила, что он ей идет?..
Парк напрягался всякий раз, когда Элеанора входила в автобус, но не мог заставить себя встретиться с ней взглядом.
— Вы знакомы? — спросил Кэл.
— Не особо. Мы ездим в одном автобусе. Она странная.
— Роман с шоколадкой — это прикольно, — сказал Кэл.
— Шоколадками называют черных. Это если речь о негре. И мне так кажется, это не комплимент.
— А твой народ из джунглей, — откликнулся Кэл, ткнув пальцем в сторону Парка. — «Апокалипсис сегодня».
[24] Типа того?
— Пригласи-ка ты Ким на свидание, в самом деле, — сказал Парк. — Пожалуй, это неплохая идея.
Элеанора
Элеанора не собиралась сражаться за книгу Каммингса,
[25] словно это была последняя кукла-капустик.
[26] Она нашла свободное место в секции афроамериканской литературы.
Вот еще одна гребаная фигня в этой школе. Большинство ребят здесь были чернокожими, но большинство в ее классах с углубленным изучением — белые. Они приезжали на автобусах из восточной Омахи. А белые ребята из обычных классов ехали с другой стороны. Элеанора хотела попасть в еще какие-нибудь классы с углубленным изучением. Она мечтала, чтобы существовал такой класс по физкультуре.
…Можно подумать, ее взяли бы в этот класс. Скорее уж — в класс лечебной физкультуры. Со всеми прочими жирными девочками, не способными сделать приседания.
В любом случае, отличники — черные, белые и азиаты — вели себя гораздо пристойнее. Может, в душе они и были такими же моральными уродами, но боялись угодить в неприятности. Или, возможно, они были уродами, но тренировали вежливость — и уступали места пожилым людям и женщинам.
Элеанора ходила в классы отличников по английскому, истории и географии, но весь остальной день проводила в психушке. В буквальном смысле. В школе для придурков. Похоже, нужно как следует вкалывать в «умных классах», чтобы ее оттуда не выперли.
Элеанора начала переписывать в тетрадь стихотворение «Птица в клетке»… Отлично: там была рифма.
8
Парк
Она читала его комиксы.
Сперва Парк решил, что ему померещилось. Парк чувствовал ее взгляд, но всякий раз, когда он косился на нее, Элеанора сидела, опустив голову.
Наконец Парк сообразил: она смотрит на его колени. Не в пошлом смысле — она смотрела в комиксы. Парк видел, как движется ее взгляд.
До сих пор он не представлял, что у человека могут быть такие рыжие волосы и такие темные глаза. Да он и не знал никого с такими огненными волосами и такой белой кожей. А глаза новенькой были темнее, чем у матери Парка, — две черные дыры на лице. Звучит жутковато, но вообще-то это выглядело отнюдь не плохо. На самом деле, возможно, глаза — это самое красивое, что у нее было. Иногда она напоминала Парку Джину Грей
[27] — когда та использует телепатию, ее рисуют со странными нечеловеческими глазами, сплошь залитыми чернотой.
Сегодня Элеанора надела необъятную мужскую рубашку с узором из ракушек. Ворот, видимо, был просто огромным, поскольку Элеанора просто отрезала его, и там все разлохматилось. Волосы она перевязала мужским шейным платком — словно огромной лентой. Элеанора выглядела нелепо.
И она заглядывала в его комиксы.
Парк не мог отделаться от мысли, что надо бы что-нибудь сказать ей. Постоянно чувствовал, что надо бы что-то сказать. Пусть даже просто «привет» или «извини». Но он уже слишком далеко зашел в своем молчании — они не сказали друг другу ни слова с той первой встречи, когда Парк рассердился на нее. И теперь все было странно. Окончательно и бесповоротно странно… Час в день. Тридцать минут по пути в школу, тридцать минут обратно.
Парк ничего не сказал. Он просто раскрыл комиксы шире и стал медленнее переворачивать страницы.
Элеанора
Мама выглядела усталой — гораздо более усталой, чем обычно. Суровой и подавленной. Младшие, вернувшиеся из школы, ввалились в дом, и мать разозлилась из-за какой-то ерунды: Бен и Маус не поделили игрушку. Она вытолкала всех через заднюю дверь — в том числе Элеанору.
Элеанора обалдела от неожиданности. Несколько секунд она стояла на заднем дворе, рассматривая ротвейлера Ричи. Он назвал собаку Тоня, по имени своей бывшей жены. Предполагалось, что она настоящий людоед, эта Тоня — собака в смысле, но Элеанора никогда не видела, чтобы та хотя бы раз толком проснулась.
Элеанора постучала в дверь.
— Мам! Пусти. Я еще не приняла ванну.
Она всегда принимала ванну сразу после школы, до того, как Ричи возвращался домой. Очень нервирует ситуация, когда в ванной нет двери. Особенно учитывая, что кто-то порвал простыню.
Мать проигнорировала стук.
Младшие убежали на детскую площадку. Их новый дом стоял рядом с начальной школой, куда ходили Бен, Маус и Мэйси, и площадка была прямо за их задним двором.
