— Шарлотта, — погружаясь в сон, проговорил он, — ты уверена, что Цукерман не убьет меня с наступлением холодов? Ты уверена, что я буду жить?
— Конечно, — ответила Шарлотта. — Ты — знаменитый поросенок, очень красивый и симпатичный. Завтра ты обязательно получишь приз. И весь мир узнает о тебе. Мистер Цукерман будет гордиться тобой — ведь каждый был бы рад иметь такого замечательного поросенка! Тебе нечего бояться, Вильбур, не о чем беспокоиться. Быть может, ты будешь жить вечно. Кто знает? А теперь пора спать.
Несколько минут было абсолютно тихо. Затем снова послышался голос Вильбура:
— Шарлотта, а Шарлотта? А что ты там делаешь наверху?
— Да так, занимаюсь кой-какими делами, — ответила паучиха.
— Моими делами? — спросил Вильбур.
— Нет, для разнообразия своими, — пояснила паучиха.
— Ну пожалуйста, скажи, чем это ты там занимаешься? — упрашивал ее поросенок.
— Завтра утром скажу, — пообещала паучиха. — Когда первые лучи солнца упадут на землю, и защебечут ласточки, и коровы зазвякают своими цепочками, и пропоет петух, и погаснут звезды, и автомобили прошуршат по дорожкам, ты посмотришь наверх и кое-что увидишь. Я покажу тебе свой шедевр.
Но прежде чем Шарлотта кончила фразу, Вильбур успел заснуть. И по тому, как ровно и мерно посапывал поросенок, паучиха поняла, что ее друг спит спокойным сном.
А в это время, далеко от Вильбура, мужчины собрались за кухонным столом в доме у мистера Эрабла. Они ели персиковый компот и обсуждали события истекшего дня. Эвери уже крепко спал у себя наверху. Миссис Эрабл укладывала дочку в постель.
— Ну, как тебе понравилось на ярмарке? — спросила она девочку, целуя ее на ночь.
— Очень понравилось! — кивнула Ферн. — Сегодня был самый счастливый день в моей жизни!
— Умница, дочка! — похвалила ее миссис Эрабл. — Я так за тебя рада.
Глава 19. Мешочек с яйцами
На следующее утро, когда первые лучи солнца осветили землю, в кронах деревьев защебетали ласточки, коровы зазвякали цепочками, пропел петух и автомобили прошуршали по дорожкам, Вильбур проснулся и сразу же стал искать Шарлотту. Она примостилась в уголке прямо у него над головой. Паучиха сидела не шевелясь. Ноги ее были широко расставлены. Казалось, за ночь она вдвое похудела.
Рядом с ней на потолке Вильбур увидел странный предмет, что-то вроде мешочка или кокона. Предмет был персикового цвета и напоминал клочок сахарной ваты.
— Ты не спишь, Шарлотта? — шепотом спросил поросенок.
— Нет, не сплю, — ответила она.
— Что это там за штучка висит? Ты сама ее сделала?
— Конечно сама, — произнесла паучиха слабым голосом.
— Это что, игрушка?
— Игрушка? — усмехнулась паучиха. — Я бы не сказала. Это — мешочек с яйцами, мой «magnum opus».
— Я не знаю, что такое «magnum opus», — заявил поросенок.
— Это — латынь, — объяснила Шарлотта. — По-латински «magnum opus» значит «шедевр, лучшая работа». Мешочек с яйцами — мое лучшее произведение.
— А что там внутри? Действительно яйца? — уточнил Вильбур.
— Пятьсот четырнадцать штук! — сообщила Шарлотта.
— Пятьсот четырнадцать? — изумился Вильбур. — Ты шутишь!
— Ничуточки не шучу! Я их все пересчитала. Я начала считать и ни разу не сбилась!
— Какой замечательный мешочек! — восхитился Вильбур, который был так счастлив, как будто сделал его сам.
— Да, он очень красивый, — согласилась Шарлотта, поглаживая свое изделие двумя передними ножками. — И, во всяком случае, он никогда не порвется, даю гарантию. Ведь я его сплела из самого прочного материала! К тому же мой мешочек водонепроницаемый. Так что яичкам будет внутри сухо и тепло.
— Шарлотта, — с придыханием произнес Вильбур, — у тебя в самом деле будет пятьсот четырнадцать деток?
— Да, если ничего не случится, — отвечала она. — Конечно, они появятся не сейчас, а только следующей весной.
Вильбур заметил, что в голосе паучихи прозвучала печаль.
— А почему ты так грустно об этом говоришь? Я-то считал, что ты будешь рада своим детям.
— О, не обращай на меня внимания, — сказала Шарлотта. — Просто у меня уже нет прежней бодрости духа. Мне грустно от того, что я никогда не увижу своих деток.
— Как это не увидишь? Обязательно увидишь! И мы все их увидим! Представляешь, как будет здорово, когда весной по сараю разбегутся пятьсот четырнадцать паучат? А у гусыни опять будут гусята, а у овец — ягнята…
— Да, здорово будет… — согласилась Шарлотта. — Только мне кажется, что я не увижу результатов своего труда. Я неважно себя чувствую. По правде говоря, я совсем ослабела и впадаю в прострацию.
Бедный Вильбур не понял, что означает «прострация» и куда впадает Шарлотта, но сразу постеснялся спросить. Однако любопытство взяло верх.
— Шарлотта, повтори, куда ты впадаешь? — озабоченно спросил он.
— В прострацию. Это значит, что я теряю силы и перестаю реагировать на окружающих. Я начинаю ощущать свой преклонный возраст. Молодость прошла, Вильбур. Но тебе незачем беспокоиться обо мне. Сегодня у тебя был большой день. Взгляни-ка лучше на мою паутину! Она отлично смотрится, вся унизанная капельками росы!
И действительно, паутина Шарлотты никогда не была прекраснее, чем в то утро! На каждой ниточке висели десятки переливающихся, бриллиантовых бусинок-брызг. Лучи восходящего солнца падали на паучью сеть, делая ее рисунок строгим и четким. Паутина Шарлотты была само совершенство, шедевр архитектурной мысли. Паучиха думала, что через час или два людской поток будет шуметь внизу, восхищенно перечитывая надпись, любуясь Вильбуром и изумляясь чуду.
Пока Вильбур изучал паутину, из-за ограды высунулась острая мордочка с длинными усами. Темпльтон (а это был он!) с усилием перевалился через планку и плюхнулся наземь.
— Вот и я! — сообщил он хриплым голосом. — Уф! Ну и ночка у меня была!
Крысенок от обжорства раздулся вдвое. Живот у него стал круглым как арбуз.
— Ну и ночка! — скрипуче повторил он. — Вы даже не представляете, сколько здесь жратвы и питья! Наверное, я догрыз остатки тридцати завтраков, не меньше! Никогда в жизни я не встречал таких вкусных объедков! Яства прогнили от жары, слегка протухли на солнце и к вечеру стали такими аппетитными! Друзья мои, это был настоящий пир!
— Вредно так переедать, — упрекнула его Шарлотта. — У тебя от обжорства живот разболится. И поделом тебе будет.
