Вильбур зевнул и отвернулся. Во сне ему опять почудился тот же голос:
— Я буду твоим другом! Спи спокойно, мы увидимся утром.
Когда Вильбур проснулся, до рассвета оставалось не менее получаса. В сарае было темно. Он прислушался. Овцы лежали не шевелясь, даже гусыня перестала галдеть. Из коровника не доносилось ни звука: коровы спали. В стойле тоже было тихо, лошади дремали. Темпльтон, закончив свои дела, отправился выполнять чье-то поручение. В полной тишине был слышен только скрип, который раздавался откуда-то сверху, с крыши. Это скрипел флюгер, поворачиваясь туда-сюда на ветру. Вильбуру нравился сарай в такое время суток: все вокруг тихо и спокойно ждало рассвета.
«Скоро утро», — подумал он.
Слабый луч света пробился сквозь маленькое окошко. Звезды гасли одна за другой. Вильбур в полумгле разглядел гусыню, расположившуюся в нескольких шагах от него. Она спала, сунув голову под крыло. Поросенок теперь различал и овец, и ягнят. Наконец стало совсем светло.
— О, какое чудесное утро! Я его так долго ждал! Сегодня я увижу своего друга!
Вильбур осмотрелся. Он обыскал весь свой хлев, изучил подоконник, исследовал потолок. Но никого не нашел. Наконец он решился заговорить. Ему не хотелось так рано, на рассвете, будить своих соседей, нарушая их покой, но он не мог придумать ничего другого, чтобы привлечь внимание таинственного нового друга, которого нигде не было видно.
Вильбур откашлялся.
— Внимание, внимание! — объявил он громким и четким голосом. — Пусть тот, кто обратился ко мне вчера вечером перед отходом ко сну, даст о себе знать. Отзовитесь, пожалуйста!
Вильбур подождал немного, прислушиваясь. Все животные подняли головы и уставились на поросенка. Вильбур смутился. Он твердо решил вступить в контакт с незнакомым другом.
— Внимание, внимание! — снова заговорил он. — Я повторяю объявление. Пусть тот, кто обратился ко мне вчера вечером, перед отходом ко сну, даст о себе знать! Будьте добры, скажите, где вы находитесь, если вы — мой друг!
Овцы снова переглянулись.
— Бе-бе-бе-безумец! — вступила в разговор самая старшая овца. — Даже если у тебя есть друг, то своими криками ты бе-бе-бе-беспокоишь всех остальных. Лучший способ лишиться друга — это разбудить его рано утром, когда он еще хочет спать. Твой бе-бе-бе-бедный дружок, наверное, еще и не думал вставать!
— Простите, пожалуйста, я больше не буду. Я не хотел вам мешать.
Расстроенный поросенок улегся снова на навозную кучу, мордой к дверям. Он чувствовал, что его друг где-то рядом.
Но старая овца была права — друг еще не проснулся.
Вскоре Лерви принес поросенку похлебку на завтрак. Вильбур выскочил, поспешно заглотал месиво и вылизал корытце.
По тропинке мимо него прошли овцы, за ними важно выступал гусь, пощипывая травку.
И вдруг, как только Вильбур улегся, чтобы вздремнуть после завтрака, над ним зазвучал тот же тоненький голосок, который он слышал накануне вечером…
— Высокочтимая публика! Разрешите приветствовать вас!
Вильбур вскочил.
— Какая, какая публика? — спросил он.
— Высокочтимая, — повторил тот же голос.
— А где она? И вы где? Ну пожалуйста, скажите, где вы? И что такое «высокочтимая публика»? — сыпал вопросами Вильбур.
— Высокочтимая — значит глубокоуважаемая. Звучит немножко старомодно: «Высокочтимая публика! Разрешите приветствовать вас!» Конечно, глупо выражаться так в наше время, когда можно сказать «привет» или «доброе утро». Мне и самой странно, что такие слова сорвались у меня с языка. Ты спрашиваешь, где я нахожусь? Найти меня очень легко. Посмотри наверх, в угол дверного проема. Я здесь! Смотри внимательно! Я тебе махну!
Наконец-то Вильбур увидел то существо, которое вело с ним столь необычную беседу. На огромной паутине, занимавшей весь угол дверного проема, висел вниз головой крупный серый паук, вернее, паучиха. У нее было восемь лапок, и одной из них она приветливо махала Вильбуру.
— Ну что, видишь меня теперь? — спросила она.
— Вижу! — воскликнул Вильбур. — Теперь-то, конечно, вижу! Доброе утро! Как вы себя чувствуете? Высокочтимая публика! Разрешите приветствовать вас! — Вильбур повторил старомодное обращение. — Рад с вами познакомиться! А как вас зовут, скажите, пожалуйста!
— Меня зовут Шарлотта, — ответила паучиха.
— Шарлотта, а дальше как? — радостно отозвался Вильбур.
— Мое полное имя — Шарлотта А. Каватика. Но ты можешь называть меня просто Шарлотта. И давай на «ты».
— Какая ты красивая! — восхитился Вильбур.
— Да я и сама знаю, что не дурна собой. Отрицать не буду. Вообще, все пауки красивые. Моя красота сразу не бросается в глаза, как у некоторых, но я и не гонюсь за этим. Вильбур, я бы хотела рассмотреть тебя получше. Жаль, что я не вижу тебя так же ясно, как ты меня.
— Почему это? — удивился поросенок. — Я же рядом с тобой.
— Я знаю. Но я близорука. Ужасно близорука. С одной стороны, это неплохо, но с другой… Хочешь посмотреть, как ловко я поймаю муху?
Муха, которая ползала по бортику корытца Вильбура, взлетела и угодила в нижний угол паутины Шарлотты. Прилипнув к клейким паутинкам, она запутывалась все больше. Муха яростно била крылышками, пытаясь порвать сети и освободиться.
— Сначала я на нее нападаю, — сказала Шарлотта. — Это раз.
Паучиха сделала прыжок, и тут же у нее из брюшка вытянулась тоненькая шелковая ниточка.
— Потом я ее оплетаю. Это два.
Шарлотта обхватила муху и обернула ее несколькими рядами шелковистой паутины. Она продолжала опутывать муху до тех пор, пока та не перестала двигаться.
Вильбур в ужасе наблюдал за паучихой. Он не мог поверить своим глазам. И хотя он не любил мух, эту пленницу ему стало жалко.
— Ну а теперь я с ней покончу, — продолжала Шарлотта. — И все будет в порядке. Это три. — И паучиха укусила муху. — Она больше ничего не чувствует, — пояснила Шарлотта. — Я ее съем на завтрак.
— Как! Ты пожираешь мух? — возмутился Вильбур.
— Конечно!
Мух, кузнечиков, жучков,
Бабочек и мотыльков,
Комаров, личинок, мошек,
Долгоножек, пчел и блошек,
Ос, стрекоз, сверчков, букашек,
Тлей, клещей и таракашек —
одним словом, я ем всех, кто случайно попадется ко мне в сети. Чтобы жить, нужно есть. А разве не так?
— Так-то оно так, — согласился Вильбур. — А они вкусные?
